За последние месяцы в России случилось сразу несколько крупных техногенных катастроф, напрямую связанных с изменением климата. Самыми масштабными стали разрушение резервуара с дизельным топливом на ТЭЦ в Норильске и моста через реку Кола в Мурманской области. О том, как меняется климат России, какие риски это несёт для инфраструктуры и как мы можем этому противостоять, «Гудку» рассказал руководитель климатической программы WWF России, к.ф-м.н. Алексей Кокорин.

Алексей Кокорин, руководитель климатической программы WWF Россия

– Главный вопрос: как сейчас меняется климат России в целом и как эти изменения влияют на погоду в разных климатических зонах нашей страны?

– Правильнее говорить не о том, что происходит сейчас, а о том, что происходило в течение последних нескольких десятилетий. Росгидромет каждый год выпускает доклад, который каждый желающий может посмотреть на их сайте. Там есть очень наглядные карты, из которых видны тренды последних 40 лет. Это достаточная статистика, чтобы говорить именно об изменении климата, а не о погодных аномалиях.

В целом на территории России идёт потепление. Хотя если мы берём отдельные территории или отдельные сезоны, мы может видеть и похолодание. Пример тому, например, Чукотка или юг Западной Сибири. Дело в том, что физика атмосферы и движения воздушных масс устроены сложно и общее усиление человеком парникового эффекта не означает равномерного потепления. Не стоит и переоценивать его скорость. Например, сквозные перевозки Европа – Китай по Севморпути станут возможны не раньше середины века.

Ещё надо понимать, что не все явления увязаны с влиянием человека на усиление парникового эффекта. Недавняя оценка показала, что из 10 крупнейших океанских тепловых явлений лишь половина достоверно связана, а в отношении другой половины мы такой связи не видим. Поэтому отделить чётко, где влияние человека, а где чисто природное явление, невозможно.

– Вернёмся к происходящему в России...

– Скажу коротко об основных трендах.

В Арктике теплеет, в основном повышаются зимние температуры, хотя и другие сезоны становятся теплее. Больше становится осадков, не то чтобы очень сильно, но заметно. И дальше их будет становиться только больше.

В результате от года к году мы видим всё более слабый лёд. В море это полбеды, это плохо для природы, но для судов, для экономики это даже хорошо. А вот слабый лёд на реках и слабые дороги-зимники – это становится огромной проблемой во всей полосе от Мурманской области до Чукотки. В прошлом году были случаи, когда не удалось вывезти заготовленный лес, потому что сделать это можно было только по зимним дорогам, а они взяли и не замёрзли. Спиленный лес сгнил.

Очень заметно потепление ноября в северной части Якутии, где сообщение вообще только либо по зимникам, либо по рекам. За 40 лет прибавилось 5–7 °С. Конечно, такое потепление аномально даже на общем фоне. Но получается, что использование зимников в ноябре становится крайне рискованным: в лучшем случае теряется бензовоз, в худшем – вместе с водителем. Конечно, есть январь, когда лёд абсолютно надёжен. Но представляете, как в Якутии темно в январе? Фонарей на зимниках нет.

Если мы берём южные регионы России, для них характерны более частые засухи. И прогноз даёт меньшее количество осадков, причём именно в летний период. В зимний это не так заметно, но зимние осадки нам не слишком важны с точки зрения, например, сельского хозяйства.

На Дальнем Востоке мы видим, что меняется восточноазиатский муссон, что наводнения в бассейне реки Амур происходят всё чаще и чаще. Мы привыкли судить о разрушительной силе, например, тайфуна или тропического шторма по силе ветра. Так вот ветер, наоборот, может становиться даже слабее. А вот продолжительность и максимум пятидневного выпадения осадков – больше. А это и есть самое главное. Неважно, сколько осадков выпало за месяц или за муссонный период. Важно, сколько их выпало за пять дней в пике.
Наконец, в средней полосе, где живёт большинство населения России, воздействие потепления ощущается не так сильно. Но мы видим здесь и увеличение частоты сильных ветров, которые часто называют штормовыми, хотя, строго говоря, они таковыми не являются, скорость всё же поменьше 30 м/с, и волны жары, хотя и не такие сильные, как в Краснодаре, но для людей, например, страдающих сердечно-лёгочными заболеваниями, это явно плохо.

Много локальных эффектов, которые, казалось бы, не связаны напрямую с повышением температуры, но на самом деле являются звеньями одной цепи. На юг Красноярского края как-то перелетел дальневосточный шелкопряд. Поскольку меньше стало сильных морозов, он лучше переносит зиму, и как с ним бороться, пока не очень понятно. И таких примеров можно приводить много.

– Переходя к практической стороне вопроса, какие опасности это несёт для инфраструктуры? Вопиющий случай – разрушение резервуара в Норильске из-за таяния мерзлоты. Можно ждать повторения чего-либо подобного?

– Если говорить о мерзлоте, то есть такое понятие, как слой летнего протаивания. Грубо говоря, на какую глубину земля успевает оттаять в тёплый период. Он постепенно увеличивается. Скорость этого процесса разная: где-то 3, а где-то 15 см за 10 лет. То есть, если говорить о 40-летнем периоде, в одних местах слой протаивания увеличился на 12 см, в других – на 60 см. Это очень сильно зависит от свойств почвы, но ещё больше от того, нет ли там ледяной линзы или ледяного слоя. Практически все обрушения зданий, которые мы наблюдаем, связаны именно с этим. Как только вода касается верхнего слоя льда, он вытаивает очень быстро, образуется каверна, в которую всё падает.

– Но разве при строительстве подобные риски не должны учитываться?
– Условия меняются. Риски, которые мы привыкли закладывать в проекты, уже недостаточны. Вспомним железнодорожный мост в Мурманской области, недавно разрушенный паводком. Он был построен по всем нормам, но при его проектировании и строительстве никто не ожидал такого резкого подъёма воды.

Люди, занимающиеся так называемой строительной климатологией, говорят, что теперь ливневая канализация должна рассчитываться пусть на то же количество осадков, только выпавшее не за два часа, а за 20 минут. Это принципиально разные вещи. Причём не только по пропускной способности, грубо говоря, размеру дырки, через которую должна пройти вода. Если у вас настолько бурный поток, он принесёт гораздо больше листвы и веток, которые забьют и решётки, и всё остальное. Это тоже надо каким-то образом учитывать, и не только при строительстве канализации.

Вообще, если говорить об инфраструктуре, всё, кроме железных дорог, может быть построено в любых условиях, это вопрос цены. А вот железные дороги, видимо, не в любых. Например, есть ветка Обское – Лабытнанги. Её построил «Газпром», думал дотянуть до Сабетты и до сих пор не дотянул: каждый год латают то, что уже построено. Промывы, размывы и дефекты полотна видны даже со спутников. Так что строить железную дорогу в условиях тающей мерзлоты – деньги на ветер.

– Остановить процесс глобального потепления мы в обозримой перспективе не можем?

– Действительно, прогнозы показывают, что стабилизировать ситуацию с изменением климата удастся не раньше конца века. Да и то, смотря что считать стабилизацией. Температура воздуха, может быть, и стабилизируется, а океан ещё долго будет прогреваться, пока тепло будет уходить всё глубже и глубже. На 100 лет этой инерции хватит уж точно.
Как быть? В каждом регионе должны быть свои меры адаптации. Где-то надо делать энцефалитные прививки, потому что появились клещи, которых там никогда не было. Это, например, Подмосковье. Вообще, больше всего о последствиях потепления говорят медики, для них это нагляднее всего. Сейчас всё заслонил COVID-19, но ведь известно, что во время волн жары намного чаще вызывают скорую. Причём плёвая жара по южным меркам для северного человека уже плохо.

Какие-то факторы риска можно сгладить. Сейчас, надеюсь, мы запустим на Дальнем Востоке большой российско-германский проект, четырёхлетний. Будем рассчитывать попуски воды в случае массированных осадков, как и чёткий режим синхронных действий водохранилищ по попуску, плюс будет программа предотвращения максимальных паводков с помощью лесов. Лес не испарит воду, но задержит её и поможет максимум размыть.

– И всё же, к чему нам готовиться, какие природные явления будут случаться чаще?
– Общее правило: что было, то и будет. Просто чаще и/или сильнее. Если регион страдает от тропических циклонов, будут тропические циклоны. Пусть не чаще, но более разрушительные. Где метели и штормовые ветры – метели и штормовые ветры. Засухи или наводнения – значит засухи или наводнения. Порядок величин – не в 10 раз, об этом речи не идёт. Но в два раза в течение следующих 20–30 лет представляется разумной оценкой.

Ссылка: https://gudok.ru/newspaper/?ID=1530902&archive=2020.08.10