Новости партнеров

Без сильной национальной климатической науки трудно ожидать успеха в освоении Aрктики

Директор Главной геофизической обсерватории им.А.И.Воейкова Росгидромета дал интервью журналу "Российские полярные исследования".

1Владимир Михайлович Катцов, доктор физ.-мат. наук; с 2007 года директор Главной геофизической обсерватории им. А.И. Воейкова; вице-председатель Объединенного научного комитета (JSC) Всемирной программы исследований климата (WCRP) ВМО; член научного консультационного комитета международного Климатического центра стран Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (APCC). В 2008–2009 годы – координирующий автор проекта Климатической доктрины Российской Федерации (подписана Президентом Д.А. Медведевым 17.12.2009 года). Область научных интересов: физико-математическое 3D-моделирование климатической системы; динамика климата высоких широт; оценка качества и дискриминация климатических моделей, в последние годы – экономика климата.

Вы автор ряда международных и национальных докладов по проблемам изменения климата на территории РФ, включая Арктику. Не могли бы вы очень кратко сказать о самых главных результатах, выводах, которые наиболее актуальны для настоящего и будущего?

Владимир Катцов: Климатическая наука в течение нескольких последних десятилетий неуклонно продвигалась в понимании наблюдаемых и ожидаемых изменений климата. 2014 год стал завершающим годом для пятого цикла оценочного доклада Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК). Один из главных итогов доклада можно сформулировать так: «Мы оказались правы — ключевые оценки, которые МГЭИК публиковала последние четверть века, неизменно подтверждаются». К числу фундаментальных вопросов, на которые наука сегодня дает уверенный утвердительный ответ, относятся, например, следующие: меняется ли химический состав атмосферы; теплеет ли вследствие этого климат; ответственна ли за это хозяйственная деятельность человека. С высокой степенью вероятности нас ожидает усугубление наблюдаемых антропогенных изменений климата (на фоне его естественных вариаций) и соответствующих климатических воздействий.

Какие наиболее существенные угрозы для России, обусловленные климатическими изменениями, вы можете отметить?

Владимир Катцов: Среди прочих особое внимание обращают на себя негативные последствия экстремальных и опасных природных явлений, статистика которых во многих регионах меняется к худшему. Свежи в нашей памяти потрясшие население и экономику России погодные аномалии: тепловая волна на ЕТР летом 2010 года, наводнения в Краснодарском крае в 2012 году и на Амуре в 2013 году. И хотя профессиональное научное сообщество с осторожностью говорит об обусловленности отдельно взятых погодных аномалий изменением климата, изменение частоты и амплитуды экстремальных погодных явлений, как и возрастающая «нервозность» климатической системы в целом, вполне соответствуют современным представлениям о том, что ожидает климат нашей планеты в XXI столетии.
Более того, происходящие в настоящее время изменения некоторых важных характеристик климата России, качественно совпадающие с теоретическими оценками, и обусловленные ими последствия дают основания для вывода о тенденции снижения эффективности адаптации экономики и общества в целом к этим изменениям. Задержки в принятии и исполнении государственных решений в условиях учащения (роста повторяемости) опасных погодно-климатических явлений, на которые приходится большая часть чрезвычайных ситуаций, уже в недалеком будущем приведут к существенному увеличению затрат на адаптацию и, главное, к возрастанию риска людских потерь.

В 2005 году вышел в свет доклад «Оценка климатических воздействий в Арктике». Он подготовлен по решению Арктического совета. Вы были одним из ведущих авторов, а от России — главным. Доклад был встречен неоднозначно нашей научной общественностью. Как изменилось это отношение за 11 лет?

Владимир Катцов: Мне кажется, страсти вокруг климата Арктики в нашем научном сообществе несколько утихли. Околонаучный шум обычно поднимается накануне крупных политических событий, как это было с якобы вскрытыми подтасовками климатических данных незадолго до Климатической конференции в Копенгагене в 2009 году, как это было, хоть и с существенно меньшим размахом, и накануне Парижской конференции 2015 года.
В 2004 году, незадолго до публикации резюме доклада об Арктике, Россия ратифицировала Киотский протокол, чем обеспечила вступление его в силу в начале 2005 года Противники этой ратификации были разочарованы решением руководства страны и приложили тогда значительные усилия к тому, чтобы поставить под сомнение научную основу этого доклада. Однако в сентябре того же 2005 года в Арктике была зафиксирована рекордно малая площадь морского льда за весь период спутниковых наблюдений. Затем следующий рекорд — в 2007 году, затем — в 2012 году. За исключением 2006 года, каждый сентябрь последнего десятилетия был отмечен еще меньшей площадью морского льда, чем рекорд 2005 года. Профессиональные климатологи относятся к рекордам спокойно (климат — это все же статистика, а не отдельно взятые годы), однако лед в Арктике сокращается даже с большей интенсивностью, нежели показывали климатические модели еще в 4-м докладе МГЭИК (2007 год).

2Среднемесячная площадь льдов арктических морей в сентябре (1979–2015 годы). (По данным Национального центра данных о снеге и льде, США: NSIDC)

За прошедшее десятилетие наблюдаемые тенденции изменения климатической системы, как глобальной, так и в Арктике, демонстрировали соответствие ранее представленным теоретическим оценкам. Кое-кого из наших тогдашних оппонентов это успокоило, кто-то продолжает объявлять каждый очередной рекорд последним, «поворотной точкой к глобальному похолоданию». Но это уже, по-видимому, не имеет отношения к науке...

В 2005 году в ААНИИ состоялся памятный его участникам семинар, на котором был представлен русский перевод упомянутого доклада, оппонентами которого были не только ученые, но и государственные чиновники. Спустя годы можете ли вы что-либо сказать об уроках того семинара?

Владимир Катцов: Среди скептически настроенных ученых (в отношении теории антропогенного изменения климата) наиболее часто встречаются две разновидности. К первой группе относятся люди старшего поколения с общим пониманием физики, но основывающие свои представления на достижениях климатической науки середины XX века и редко в достаточной степени информированные о современных исследованиях климата.

3Аномалия глобальной средней температуры (1850–2015 годы). (ВМО, 2016)

Вторая группа — это представители других областей знаний (например, астрономии, геологии, биологии, экономики), иными словами — любители, с энтузиазмом вторгающиеся в климатическую науку и позиционирующие себя в качестве «экспертов», но не являющиеся по-настоящему таковыми.

4Оценка климатических воздействий в Арктике (2005 год).

Позиции «скептиков», колеблющиеся от отрицания антропогенного вклада в наблюдаемое изменение климата до констатации полной неопределенности в этом вопросе, зачастую несостоятельны в научном отношении. (В англоязычной литературе выделяется группа «отрицателей» (“deniers”) — радикальных «скептиков», занимающих маргинальные, по сути, антинаучные позиции.) Однако на фоне результатов и оценок профессиональной климатологии заявления «скептиков» могут носить сенсационный характер, благодаря чему весьма востребованы некоторыми средствами массовой информации, превращающими действительно важную, хоть и сложную, и не лишенную противоречий, проблему изменения климата в информационную «бомбу».
«Скептики» активно и резко критикуют подходы к оценкам проблемы изменения климата представителей «основного направления», которых «уличают» в «алармизме» и «ангажированности». Наибольшей критике со стороны «скептиков» подвергаются выводы МГЭИК относительно факта и антропогенных причин наблюдаемых изменений климата, а также модельные оценки его будущих изменений под влиянием хозяйственной деятельности человека. В качестве «альтернатив» часто упоминаются гипотезы о якобы доминирующей роли в наблюдаемом глобальном потеплении колебаний солнечной активности, естественной долгопериодной изменчивости климатической системы, влияния других планет солнечной системы и т.п. Приходится слышать о «глубоком похолодании» климата к середине XXI века, которое начинается чуть ли не в настоящий момент. Существуют и куда более экзотические гипотезы и прогнозы, пропагандируемые их приверженцами, как правило, в средствах массовой информации, а не в серьезно рецензируемых научных журналах. Важно отметить, что единство «скептиков» на самом деле эфемерно и не простирается за пределы противостояния «основному направлению», поскольку каждый продвигает собственную умозрительную гипотезу.

5Климатическая доктрина Российской Федерации.

Тем не менее аргументы «скептиков», как правило, обстоятельно рассматриваются и находят научно обоснованные ответы со стороны представителей «основного направления», в том числе и в упомянутых оценочных докладах, однако, судя по тому, что одни и те же вопросы возникают вновь и вновь на протяжении многих лет, эти ответы «скептиками» игнорируются.
Что касается государственных чиновников, увы, случается, что и они уступают соблазну поучаствовать в научной дискуссии, уверовав в то, что политический мандат является универсальным ключом к научным проблемам. Это, конечно, не дело и, как правило, принимает гротескные формы, с чем мы и столкнулись 11 лет назад. Впрочем, время расставляет все по местам. И наши тогдашние оппоненты от государственной службы, утратив интерес к науке о климате, теперь сражаются на иных фронтах.

Как вы оцениваете отношение нашего государства и бизнеса к климатическим угрозам?

Владимир Катцов: Мое личное впечатление, которое, конечно, небесспорно — нам присуща склонность к преодолению последствий изменений климата, а не к превентивной адаптации. К глубокому сожалению, лишь после очередного погодно-климатического несчастья необходимость упреждающей адаптации становится очевидной, и то — весьма ненадолго. И вновь МЧС востребовано больше, чем Росгидромет.
Достижение прогресса здесь возможно, мне кажется, лишь через демонстрацию экономической целесообразности использования науки в качестве инструмента принятия решений. Похоже, что экономические аргументы в диалоге с государством и бизнесом климатической науке необходимо искать самой. Это выдвигает на передний план относительно новое направление науки о климате — экономическую климатологию. Это серьезный вызов, но вряд ли кто-то, кроме нас самих, в состоянии нам помочь.

Что нужно сделать для развития российских исследований климата?

Владимир Катцов: Еще несколько лет назад для меня было достаточно очевидно, что именно следует делать. В 2007 году мы с коллегами опубликовали в журнале «Право и безопасность» статью, затрагивающую эту тему. Мы возлагали тогда надежды на государственное управление актуальными климатическими исследованиями. Эта тема получила развитие в решении 6-го Всероссийского метеорологического съезда (2009 год). А в Климатической доктрине Российской Федерации (ст. 10) прямо сказано: «необходимым условием политики в области климата являются государственная поддержка и обеспечение соответствия мировому уровню: систематических наблюдений за климатом; фундаментальных и прикладных исследований в области климата и смежных областях науки; применения результатов исследований для оценки рисков и выгод, связанных с последствиями изменений климата, а также возможности адаптации к этим последствиям».
Однако в последние годы ситуация менялась довольно быстро — причем не в лучшую, на мой взгляд, сторону. Неуклюжее «реформирование» науки пресловутыми «эффективными менеджерами» с весьма туманными представлениями об объекте «реформирования»; безоглядное заимствование чужих (и чуждых нам!) способов организации науки; торжество примитивно-формальной наукометрии в оценке «эффективности» науки, когда научные достижения оцениваются и измеряются в штуках; укореняющееся в государственной власти высокомерное, пренебрежительное отношение к фундаментальным исследованиям, не предполагающим быстрой «самоокупаемости» и немедленных высоких наукометрических показателей... Эта картина — не сугубо российская, но нашей климатической науке, радикально ослабленной ударами 1990-х годов, от этого не легче.
Между тем пресловутые наукометрические индексы успешно загоняют в тупик и мировую климатическую науку, мотивируя погоню ученых за быстрым результатом и размножение малоценных публикаций (знаю об этой напасти не понаслышке, в том числе — благодаря участию в серьезных международных научных организациях и программах). Зато они существенно облегчают жизнь чиновникам от науки: если достигнут целевой показатель в виде определенного количества единиц «продукции» к определенному сроку — значит, финансовые ресурсы освоены правильно, и можно продолжать в том же духе, не погружаясь в суть достигнутого. А то, что типичные 2–3 года на выполнение исследовательского проекта — для фундаментальной науки срок немыслимо короткий, что факт опубликования статьи сегодня мало что говорит о качестве полученного результата, что, наконец, положительный результат в настоящем научном исследовании не гарантирован никогда, — этого доминирующие сегодня механизмы финансирования научных исследований не учитывают.
Еще хуже то, что критическая масса политиков, считающих, что климатическая наука выполнила свою задачу, обеспечив перевод климатической тематики в политическое русло, повидимому, превышена. Интерес к климатической тематике, достигший пика в 2007 году вместе с выходом 4-го оценочного доклада МГЭИК, понемногу угасает. Об этом красноречиво свидетельствует существенно снизившаяся активность СМИ вокруг 5-го оценочного доклада МГЭИК в 2013–2014 годах. Политики, в том числе отечественные, не понимают, чем еще им может быть полезна фундаментальная климатическая наука, коль скоро политические решения уже приняты, взят курс на сокращение выбросов парниковых газов и на адаптацию к непредотвратимой части изменений климата.

И что можно сказать таким политикам — чем фундаментальная климатическая наука еще может быть полезна человечеству?

Владимир Катцов: Несмотря на впечатляющие достижения климатической науки на протяжении последней четверти века, зафиксированные, в частности, в оценочных докладах МГЭИК, наше понимание механизмов изменения климата все еще страдает существенными пробелами. При этом все острее и неотложнее становится потребность в переходе от качественных перспективных оценок изменения климата к количественным, в том числе: как скоро изменения тех или иных климатических характеристик достигнут тех или иных значений, какими рисками чреваты эти изменения для природных систем, экономики и населения соответствующих регионов и т.д.
В течение нескольких последних лет Всемирная программа исследований климата (ВПИК) сформулировала ряд так называемых гранд-вызовов, стоящих перед климатической наукой. В настоящее время ВПИК организует работу над пятью гранд-вызовами: (1) облака, циркуляция и чувствительность климата; (2) тающий лед и глобальные последствия; (3) экстремальные климатические явления; (4) региональные изменения уровня моря и их воздействия на прибрежные зоны; (5) изменения (в доступности) водных ресурсов. В стадии обсуждения остаются еще два потенциальных грандвызова ВПИК, один из которых связан с биогеохимическими циклами, а другой — с десятилетней предсказуемостью.
Разумеется, повестка актуальных исследований климата далеко не исчерпывается гранд-вызовами ВПИК. Современный мир ставит перед климатической наукой смешанные, многомерные задачи. Традиционные междисциплинарные барьеры, присущие разным направлениям климатической науки, подвергаются все возрастающему давлению. Климатическая наука вступила в период интенсивной конвергенции со смежными науками.
Это, кстати, хорошо видно на примере теплеющей Арктики. Арктика выделена в особое напраление — одно из четырех так называемых кросс-магистральных (т.е. интегрирующих) направлений российского «Комплексного плана научных исследований погоды и климата», призванного обеспечивать в научном отношении реализацию Климатической доктрины Российской Федерации. Гранд-вызовы ВПИК, как и специфические арктические проблемы науки о климате, легко могут найти свое место в структуре этого плана. Является ли это достаточной предпосылкой того, что российская наука внесет свой ощутимый вклад в преодоление гранд-вызовов ВПИК в «арктическом аспекте», покажет будущее.
Однако важнее другое — без сильной национальной климатической науки трудно ожидать успеха как в освоении Арктики, так и во многих других масштабных и долгосрочных экономических или геополитических проектах. Чем скорее наши политики это поймут, тем лучше для нас всех.

Беседу вел А.И. Данилов (ААНИИ)

Печать