Президент РАН: Не надо нам больше крупных судьбоносных реформ в нашей науке
Что ожидать от будущего Года науки и технологий, услышат ли голос отечественных ученых, как решить многолетние проблемы российской науки и нужно ли для этого ее реорганизовать — на эти и многие другие вопросы ответил на своей пресс-конференции президент Российской академии наук Александр Сергеев.
Ожидалось, что главной темой выступления Александра Сергеева станут итоги заседания Совета по науке и образованию при Президенте РФ. Однако оно не состоялось — вместо него Владимир Путин провел сегодня заседание попечительского совета МГУ им. М.В. Ломоносова, где и объявил, что 2021 год будет в России Годом науки и технологий.
Президент РАН считает это решение очень важным: оно отражает отношение общества и власти к науке, показывает самим ученым, какое внимание приковано к их сфере деятельности. От Года науки и технологий Александр Сергеев ждет перемен, которые поднимут престиж исследовательской сферы: старта новых крупных научных проектов, например по изучению мозга, климата, Мирового океана; «лучшего эфирного времени и страниц» для науки в крупных СМИ; крупных конференций и форумов, например организованных самостоятельно научной молодежью. Поддержать ученых старшего поколения, по мнению Сергеева, лучше всего через перезапуск программы поддержки ведущих научных школ.
Общественные ожидания от науки и медицины сейчас связаны исключительно с победой над COVID-19. Президент РАН подчеркнул, что рассчитывать на это даже к лету следующего года, по-видимому, не стоит. Еще нет лекарственных препаратов, которые позволили бы гарантировать выздоровление от болезни, неясна устойчивость иммунитета. Но вместе с тем Сергеев напомнил, что ученые всего мира, в том числе и множество российских групп, «правильно сработали» в создании вакцин. Да, они не проверены «по законам мирного времени», но такой возможности сейчас нет. «Если мы сейчас будем следовать правилам, которые работают в мирное время, мы должны будем ждать несколько лет, чтобы проверить долгосрочные последствия вакцинации», — подчеркнул президент РАН. С его точки зрения, ситуация с разработкой вакцин еще раз показала миру готовность мировой науки к вызовам.
Нам всем повезло, что был накоплен достаточно серьезный научный задел, который оказался востребован в это мобилизационное время. Очень хорошо, что были готовые разработки, протестированные на похожих вирусах — SARS, MERS... Задел — это то, что пока не нашло существенного практического применения, но знание получено. Представьте себе, а если бы такого задела не было, не было бы готовности уже через месяц-два начинать развивать платформы по вакцинам? Это была бы просто беда, и урок, который мы должны извлечь, — мы всегда должны так развивать нашу науку и вкладывать средства, чтобы иметь достаточный научный задел... Недаром в последние месяцы часто возникают дискуссии, связанные с космосом, ставится такой вопрос: мы же понимаем, что не должны быть одинокими во Вселенной, так почему молчит Вселенная?.. Может быть, цивилизации достаточно развитые оказываются не готовы со своим научным заделом, чтобы противостоять таким серьезным и неожиданным вызовам.
Разделяют ли другие члены РАН мнение, что в пандемию значение науки стало заметнее всему обществу? Это Академия попыталась выяснить в недавнем опросе российских исследователей. В нем участвовало больше тысячи респондентов — и академики, и профессора РАН. Больше трети опрошенных согласились, что в 2020 году роль науки и технологий выросла. Но, рассказал Сергеев на пресс-конференции, общие выводы из опроса пессимистичные: сегодняшнее состояние российской науки оценивают в мрачных тонах больше 50% респондентов, в светлых — 11%, остальные заняли промежуточную позицию. Прогноз на ближайшие 5–20 лет ученые тоже дают далеко не радужный. Это связано, отметил Александр Сергеев, с тем, что ученые видят: их мнение не учитывается в государственной научно-технической политике. Меньше 9% опрошенных считают, что ученые достаточно участвуют в разработке научной политики в России. При этом более 60% респондентов ответили, что знают, что надо делать. Но их не спрашивают.
Других ученых мы в нашу страну не привезем. Надо это понимать и больше советоваться с учеными относительно того, что они думают о формировании и развитии нашей государственной научно-технической политики. К сожалению, их мнение не часто учитывается. И в этом году мы тоже видели, можно сказать, всплески озабоченности, связанные с объединением фондов РФФИ и РНФ и рядом других вопросов, когда ученые действительно считают, что надо было хотя бы их мнение спросить, прежде чем принимать решения.
Среди вопросов научной политики, с решением которых нужно поторопиться, в обсуждении на пресс-конференции прозвучала тема «утечки умов». Сергеев отметил, что не все российские ученые-эмигранты уезжают за границу «за длинным рублем»: часто они понимают, что там им будет интереснее заниматься наукой. И чтобы молодежь оставалась в российской науке, с одной стороны, нужно запускать интересные, вовлекающие крупные проекты; с другой — пересмотреть всю траекторию научной карьеры. Какую стипендию получают студенты и аспиранты, какой уровень грантовой поддержки в стране, на какую пенсию может рассчитывать ученый — все это влияет на решение, пойти ли в науку изначально, остаться потом или уехать. Пока же, сказал Сергеев, похоже, что ученые все еще чаще уезжают из России, чем возвращаются. Но «пересчитать» научных эмигрантов невозможно: многие из уехавших формально остаются в составе российских институтов. Винить организации за удержание фактических эмигрантов в своем штате тоже не получается: большая часть отчетности связана с публикационной активностью, и дополнительные статьи за счет дополнительной аффилиации зарубежного ученого лишними не бывают.
Как Академии взаимодействовать с властью, чтобы голос ученых принимали во внимание? Отвечая на вопросы по этой теме, Сергеев обобщил свой подход поговоркой «вода камень точит»: нужно шаг за шагом отстаивать свою позицию, и тогда положение выровняется. Но президент Академии подчеркнул, что не выступает против открытых писем, петиций и других способов «громкого» выражения своей позиции: это нормальный демократический процесс и очень ценно, что в самой РАН открыто высказывается весь спектр мнений.
Вы думаете, что я, когда встречаюсь с руководителями государства, обсуждаю не самые острые вопросы? Я вас уверяю, что эти вопросы ставятся перед властью... А вопрос о том, слышат или нет, — думаю, что скорее всего слышат, но ведь не только Академия наук предлагает свои концепции и модели развития нашей науки... Власть, сравнивая одни мнения и другие, пока не принимает тех решений, о которых мы говорим.
С точки зрения Сергеева, подвижки к тому, чтобы Академию лучше слышали, все же есть: например, в законе о РАН появился пункт о научном и научно-методическом руководстве. Теперь осталось реализовать этот заложенный в законе потенциал и сформировать целостную систему научного руководства. Также президент РАН выразил уверенность, что в ближайшие дни будет принята подготовленная РАН программа фундаментальных научных исследований до 2030 года: сейчас она на стадии «несутевых поправок».
Проблему недофинансирования российской науки Александр Сергеев признал важнейшей из всех: даже при профицитном бюджете науке не выделяли больше государственных денег, и сейчас по сравнению с большинством стран с развитыми научными системами в России на науку идет в два — четыре раза меньший процент ВВП. Но вопрос не только во вливаниях со стороны государства. Камнем преткновения, с точки зрения президента РАН, остается недостаток вложений из бизнеса в российскую науку. В странах с развитыми научными системами соотношение бюджетного и внебюджетного финансирования науки всегда складывается в пользу частных денег. В России все наоборот. Изменить его можно, по мнению Сергеева, только силами всех участников: государству нужно включить механизмы стимулирования бизнеса к вложениям в науку; ученые должны делать достаточно, чтобы быть интересными для компаний; а крупный бизнес может дать примеры «положительной обратной связи», когда вложения в науку окупились.
Эту тему президент РАН развил, отвечая на вопрос об актуализации стратегии научно-технологического развития — именно она будет рассматриваться на Совете по науке и образованию при Президенте РФ в январе. С точки зрения Сергеева, СНТР не нуждается в существенном пересмотре. В ее основе правильная логика ответа на большие вызовы, стоящие перед Россией и всем человечеством. Так как ситуация в мире и возможности науки меняются со временем, отдельные вызовы можно, считает Сергеев, «заострить». Например, учесть в приоритете по цифровым технологиям новые возможности разработки материалов in silico. Гораздо больше, чем «буква» стратегии, в обновлении нуждается система ее реализации. «У нас не работает целостная система превращения знаний в технологии и продукты, хотя стратегия подталкивает к тому, что эта система должна быть создана», — заметил президент РАН и предположил, что для лучшей координации должен появиться надведомственный орган, например государственная комиссия по технологиям, аналог государственного комитета по науке и технологиям «советского образца». А для лучшей координации фундаментальных исследований нужно усилить роль РАН, чтобы Академия координировала постановку сверху приоритетов, на основе которых научные организации формируют свои госзадания.
У нас основная проблема не в том, что стратегии плохие, а в том, что они не выполняются. Мы начнем какую-то стратегию и через несколько лет решаем: «Нет, она плохая, давайте новую будем делать». Давайте выполним эту стратегию научно-технологического развития и постараемся ее выполнить не до 35 года (2035 – Indicator.Ru), а раньше, и обеспечим 50/50 между бюджетным финансированием (науки — Indicator.Ru) и финансированием бизнеса как можно скорее.
На конференции ожидаемо прозвучал вопрос о недавно опубликованном письме президента НИЦ «Курчатовский институт» Михаила Ковальчука председателю правительства Михаилу Мишустину с идеей реформы организации российской науки. Александр Сергеев с сожалением констатировал, что документ не был направлен в РАН — в правительстве опять не посчитали нужным посоветоваться с учеными. Какие-то элементы идеи «кластеризации» научных организаций уже используются, по его словам, на практике: например, оценку научных организаций Минобрнауки проводит не «по общей линейке».
Высказано нормальное мнение, каждый имеет право высказывать свои мнения и обращаться к власти со своими предложениями… Мое мнение такое, что не надо нам больше крупных судьбоносных реформ в нашей науке. Эта судьбоносность несет к тому, что судьба науки у нас становится все хуже и хуже. Надо настраивать ту систему, те механизмы, которые у нас есть.
