Глава РАН: невежества в обществе стало гораздо больше
О ситуации с принятием нового закона о Российской академии наук и омоложении РАН, а также о невежестве и способах борьбы с ним в интервью ТАСС на Петербургском международном экономическом форуме (ПМЭФ) рассказал президент РАН, академик Александр Сергеев.
— Как идет обсуждение проекта нового закона об Академии наук? На какой стадии сейчас ситуация, когда закон может быть принят?
— Новый закон, или поправки к закону о Российской академии наук, подготовлен. Он необходим для того, чтобы модернизировать организационно-правовую структуру Академии. Сегодня РАН не имеет полномочий для проведения государственной научно-технической экспертизы, я имею в виду институциональную экспертизу проектов государственного или надведомственного уровня. Если такая экспертиза все же нужна, то статус РАН должен измениться. Академии необходимо стать основным субъектом по реализации этой экспертизы. Вот об этом, собственно, и речь, когда мы говорим о возвращении к прежнему организационно-правовому статусу — государственной Академии наук — статусу, который был у РАН до 2013 года.
Одновременно с этим у нас есть предложение по структурным изменениям. Мы бы хотели, чтобы в составе Российской академии наук появились профессора РАН в статусе ассоциированных членов. Сегодня существует лишь почетное звание профессора РАН, фактически, это единственная возможность как-то легитимизировать их присутствие, и даже не в РАН, а как бы рядом. Этого явно недостаточно, и профессора настойчиво просят, чтобы в законе и уставе Российской академии наук появились профессора РАН.
Мы считаем, что за время формирования такой профессорской когорты Академия наук увидела ее полезность и важность. Профессора РАН проходят через настоящие академические выборы, их выбирают профильные отделения на конкурентной основе. Это на самом деле, определенный залог качества людей, попадающих в Академию наук. Молодежь, которая проходит через эти выборы, по-другому уже начинает себя ощущать, готова активно работать на Академию.
— Считаете, что легитимизация такого статуса в РАН может стать эффективным инструментом омоложения?
— Думаю, да. В общем, все наши предложения по новому закону уже достаточно давно сформулированы, переданы и в администрацию президента РФ, и в правительство. Но пока определенного ответа нет. Скорее, мы находимся в фазе созревания решения по этому вопросу. Вообще, всякие изменения закона о Российской академии наук сразу становятся резонансными, поэтому тут надо быть очень осторожным. Резонанс может всколыхнуть и тех, которые увидят в этом предложении то, что Академию наук еще дальше пытаются, так скажем, растворить. С другой стороны, может всколыхнуть других, которые скажут, что Академия наук хочет полностью вернуть свой функционал, утерянный после реформы. РАН очень пестрая, и это хорошо, на самом деле. Мне даже часто задают вопрос: "Чего у вас в РАН постоянно какие-то дискуссии, конфликты?". Я обычно отвечаю, что основное качество ученого человека — он всегда сомневается и критически осмысливает информацию. Это совершенно нормально, пропустить все через фильтр своего сомнения и сформулировать собственную позицию. Но это и причина столкновения разных точек зрения, дискуссий и даже конфликтов. Но ученый без сомнений быть не может, и это нужно использовать, в том числе для объективной научно-технической экспертизы.
Много есть дискуссий о том, что экспертиза должна быть сугубо индивидуальным, профессиональным делом. Что институциональная экспертиза, когда ответственность за нее берет в целом организация, в нашем случае РАН, вроде и не нужна. Но я бы здесь все-таки привел опыт других стран. Вот, например, есть Национальная академия наук США. У нее основная функция — экспертная, и ничего серьезного, крупного и в науке, и в технологиях, без их экспертизы не проходит. Таким же инструментом должна обладать и Российская академия наук.
— На ПМЭФ Академия наук провела сессию "Знание — сила?" вместе с крупным отечественным бизнесом. Вы уверены, что знания и опыт РАН будут востребованы российским бизнесом? Не выбрали ли мы тот научный задел, что был накоплен еще в советский период, можем ли мы еще что-то предложить?
— Давайте не будем говорить о знаниях лишь Академии наук. Речь идет о знаниях наших ученых. РАН — это координатор исследовательского сообщества. В наших научных советах отнюдь не только члены Российской академии наук, там есть и ученые из госкорпораций, бизнеса, университетов, в общем, отовсюду. Вы знаете, знаний всегда не хватает. И в каких-то направлениях мы уже выбрали научный задел.
Но ведь процесс генерации знаний тоже связан в значительной степени с поддержкой, с интересом, которая идет со стороны потребителей этих знаний. Кто потребитель знаний фундаментальной науки? Государство? Напрямую нет. Оно должно фундаментальную науку финансировать, чтобы в целом интеллект страны сохранялся, поддерживались заделы и обеспечивалось достойное качество высшего образования. Бизнесу, в том числе такому, который был на нашей сессии, тоже фундаментальное знание не очень нужно. Ему необходимы результаты по итогам поисковых исследований для того, чтобы затем воплотить их в конкретный продукт. Бизнес сам богат для того, чтобы внутри себя развивать инженерные, научные подразделения. С другой стороны, бизнес уже стал хорошо понимать, когда и для чего им нужна Академия наук.
К примеру, появляется сложная задача, на стыке прикладной и фундаментальной науки, и тут без РАН зачастую не обойтись. Дело в том, что Академия наук наблюдает за всем научным полем, и смотрит широко. К примеру, если речь идет о проекте создания новых сплавов, которые должны работать в сложных условиях, то мы точно знаем, где в каких институтах и научных центрах трудятся наиболее подготовленные и квалифицированные специалисты. И можем помочь с выбором правильных научных команд для решения практически любой задачи, стоящей перед реальным бизнесом.
— Вы как-то обмолвились, что Россию, и мир в целом накрывает волна невежества. На фоне развития и внедрения новых технологий и научных прорывов это прозвучало довольно неожиданно.
— Невежества стало гораздо больше, чем раньше.
Я думаю, если брать в процентном отношении к новой информации, которая поступает через СМИ, даже информации наукоподобной, невежество в обществе увеличилось
— Почему? Из-за инструментов коммуникаций?
— По нескольким причинам. Прежде всего потому, что нового знания, полезного или ошибочного, или даже фейкового, становится все больше. В огромном потоке информации ее трудно препарировать, отделяя зерна от плевел. Это первый момент, совершенно объективный. Экспоненциальное нарастание потока фейкового знания — это объективная причина роста невежества. Второе — и тут вы правы, то, как подаются новые знания в средствах массовой коммуникации. СМИ порой выгодно даже не фальсифицировать информацию, а манипулировать ей. Фальсификация, — это нарочное вбрасывание лжи в информационное пространство. К примеру, в исторической науке принято под фальсификацией понимать появление фальшивого документа, каким в свое время стало состряпанное нечистоплотными людьми "завещание Петра Великого", в котором утверждалось, о том, что русский император якобы намеревался поработить Европу.
А манипуляция, к примеру, — это работа с реальными архивными документами, из контекста которых вырываются отрывочные сведения, которые затем используются для искажения каких-то событий. Даже из нашего с вами разговора можно надергать таких фраз, что смысл беседы будет серьезно изменен.
— Александр Михайлович, критический мыслительный аппарат у большинства людей не хочет работать.
— Не хочет. А, зачем, если для того, чтобы достичь положения и материального благосостояния зачастую вовсе не обязательно быть скрупулёзным в анализе информации? Честно говоря, субъективно виноваты в распространении невежества и СМИ, и ученые, и может даже сама природа человеческого общества. С другой стороны, я считаю, что должны существовать механизмы самоочищения общества от фейков, и ученые в этом процессе должны играть самую важную роль.
