Учёные годами не могли договориться о наилучшем способе борьбы с глобальным потеплением — теперь мы знаем, что нам нужно и сокращать выбросы, и адаптироваться. 

В конце 1950-х Ян Бертон (Ian Burton), в то время географ из Чикагского университета, узнал о тревожной загадке с дамбами. Эти дорогостоящие и инженерно-ёмкие стратегии, которые предпочитал Инженерный корпус армии США для сдерживания наводнений в поймах крупных рек, хорошо работали для сдерживания промежуточных объёмов воды. Но они давали людям ложное чувство безопасности. После того, как насыпь была поднята, иногда многие люди фактически строили и переселялись на землю за ней. Затем, если чрезмерное наводнение в конечном итоге затопит окрестности или прорвёт дамбу, стихийное бедствие может повредить больше имущества и вызвать больше хаоса, чем могло бы быть до вмешательства инженеров.  
Этот парадокс станет классическим уроком того, как не надо приспосабливаться к опасностям, которые природа может вызвать в созданной человеком среде. Это также было важным предостережением для ещё большего набора бедствий и дилемм, вызванных изменением климата. (Проблема проявилась в полной мере, когда в 2005 году во время урагана Катрина в Новом Орлеане рухнули дамбы, по некоторым оценкам, части Нижнего девятого района были затоплены водой на глубину до 15 футов. Эта ситуация также усугубилась из-за изменения климатических условий и повышения уровня моря).  
Бертон начал работать над изменением климата в 1990-х годах. Он погрузился в зарождающуюся, но тогда несколько «чахлую» область под названием «адаптация к изменению климата»: изучение и политика того, как мир может подготовиться и адаптироваться к новым бедствиям и опасностям, вызванным потеплением на планете. Среди коллег «я был единственным, кто поднял руку» на работу по адаптации, говорит он сейчас. 
Большинство других исследователей изменения климата были озабочены вопросами о том, как сократить выбросы углерода, перегружающие глобальную атмосферу, — область исследований, называемая «смягчение последствий изменения климата». Но Бертон чувствовал, что люди также должны учитывать опасные и нестабильные условия, которые могут возникнуть в будущем, чтобы они не начали строить недостаточные или неадекватные дамбы или другие плохо продуманные стратегии выживания, которые позже могут усугубить ситуацию.  
В этот момент он также вошёл в область противоречий и непонимания, которые, возможно, в конечном итоге заблокировали работу по изменению климата на годы или даже десятилетия. Некоторые эксперты по климату считали, что любые разговоры об адаптации отвлекают от работы по предотвращению загрязнения атмосферы: это звучало не столько как механизм выживания, сколько как отказ. «Когда ты пришёл и выступил за адаптацию, специалисты по смягчению последствий сказали: «Уходи, ты нам не нужен», — вспоминает он сейчас, слегка иронизируя. «Если ты говоришь, что нам нужно адаптироваться, то ты подрываешь нашу позицию. Поэтому мы предпочитаем не слышать тебя. Ты - враг».  
По сути, эксперты с обеих сторон пытались наметить путь выживания и благополучия человечества в условиях нарастающего глобального кризиса, но они не всегда работали вместе.  
По крайней мере, с конца 1980-х годов, до того, как последствия изменения климата стали такими же явными и очевидными, как сейчас, учёные, даже если они ещё не знали серьёзности этих воздействий, поняли, что люди уже выбросили в атмосферу достаточно углекислого газа, и мы все, вероятно, почувствуем жару позже. Из-за вероятного «запаздывания между выбросами и последующим изменением климата» мир «может уже быть привержен определённой степени изменений», — заявила в своём первом (1990 г.) докладе Межправительственная группа экспертов по изменению климата, ведущий международный научный орган, изучающий этот кризис.   
Поэтому может потребоваться адаптация, говорится в отчёте. В 1993 году, когда Билл Клинтон стал президентом, Управление Конгресса по оценке технологий (которого больше не существует) выпустило отчёт, в подготовке которого приняли участие десятки учёных и экспертов: в нём говорилось: «Если изменение климата неизбежно, то и адаптация к нему неизбежна». Авторы пишут, что сокращение выбросов углерода по-прежнему является важным средством, но люди должны быть готовы к изменениям и неопределённости, особенно когда речь идёт о «долгоживущих структурах или медленно адаптирующихся природных системах».  
Но были и многочисленные разногласия по поводу того, нужно ли и как адаптироваться, и что это вообще означает. В начале 1990-х годов, когда международное дипломатическое сообщество приняло один из самых важных договоров о глобальном потеплении — Рамочную конвенцию Организации Объединенных Наций об изменении климата (РКИК ООН), которая впоследствии привела к Парижскому соглашению 2015 года, — многие лидеры из менее развитых стран на глобальном юге, особенно островные государства, уже требовали финансовой и технической помощи в адаптации. Последствия изменения климата сильно ударят по этим странам, затопляя большую часть Бангладеш и угрожая островным государствам, таким как Мальдивы, катастрофическими уровнями затопления.  
Но более развитые страны глобального севера пытались уклоняться от этих дискуссий, опасаясь собственной финансовой ответственности, вспоминает социолог Лиза Шиппер (Lisa Schipper), присутствовавшая на многих из этих переговоров в начале своей карьеры. «Поэтому всё, что могло создать впечатление, что они несут ответственность, было похоже на: «О, закрой эту дверь».  
Глобальному югу в конечном итоге удалось закрепить в договоре обязательство «помочь сторонам из числа развивающихся стран, которые особенно уязвимы к неблагоприятным последствиям изменения климата, в покрытии расходов на адаптацию». Но вопросы о том, сколько Север должен Югу за ущерб, нанесённый климату, на протяжении многих лет оставался спорной темой в международных переговорах.  
Также в 1980-х и 1990-х гг. некоторые правые группы и отраслевые лоббисты, наиболее известными из которых были производители ископаемого топлива, начали распространять дезинформацию о климате, пытаясь дискредитировать научные исследования, продемонстрировавшие как причины, так и последствия изменения климата. Многие из этих групп не стали бы обсуждать адаптацию, потому что это потребовало бы признания того, что планета на самом деле нагревается.  
Напротив, большинство учёных, ратовавших за адаптацию, считали, что сокращение выбросов имеет жизненно важное значение. Но было и несколько голосов учёных, таких как Джесси Осубел (Jesse Ausubel), исследователь из Университета Рокфеллера, который утверждал, что люди являются адаптируемыми и уже «защищёнными от климата» обществами. Человеческие системы становились «менее уязвимыми к климату», как писал Осубел в комментарии в журнале Nature в 1991 году, по мере того как экономика и занятость перемещались в закрытые помещения. По его словам, общества должны сосредоточиться на «изобретательском гении, экономической мощи и административной компетентности, которые делают многие технологии полезными для адаптации к климату, доступными для большинства людей». (В том же году в другой статье он также обсуждал важность обезуглероживания).  
Вице-президент Эл Гор в своей книге 1992 года «Земля в равновесии» яростно отреагировал на идею о том, что «мы можем приспособиться практически ко всему», что, по-видимому, бросает тень на всю область, назвав это «разновидностью лени, высокомерной верой» в способности вовремя среагировать, чтобы спасти собственную шкуру».  
Некоторые исследователи адаптации теперь говорят, что все эти разногласия, возможно, помешали усилиям по борьбе с изменением климата на раннем этапе и привели к задержкам, из-за которых мир изо всех сил пытается справиться с жарой, лесными пожарами, штормами и нестабильностью.  
Поляризация адаптации и смягчения последствий могла также создать тёмные пятна, затрудняющие продвижение политики охлаждения планеты. Во-первых, учёные, изучавшие выбросы и атмосферу, обычно были специалистами в различных областях физических наук, таких как физика, химия и океанография. Исследователи адаптации часто приходили из областей, имевших дело с человеческими системами и их недостатками — управлением чрезвычайными ситуациями, географией, городским планированием, социологией. Первая группа учёных создала сложные модели глобальной атмосферной системы и попыталась сделать прогнозы, основанные на предположениях о том, что люди могут сотворить. Политики и дипломаты, пытавшиеся интерпретировать результаты этих моделей, иногда испытывали преувеличенное чувство оптимизма — отчасти потому, что мир так успешно действовал в конце 1980-х годов, чтобы запретить газы, наносящие ущерб озоновому слою Земли. Но изменение климата — гораздо более сложная проблема, требующая отказа от ископаемого топлива, на котором так сильно держится мировая экономика. Проблема требовала столкновения с присущими человеку неразберихой и сложностью.  
По мере того, как мир всё больше смещался в сторону работы по адаптации, «мы поняли, что нужны модели принятия решений — что это проблема принятия решений, а не научная проблема», — говорит Томас Даунинг (Thomas Downing), который начал свою карьеру с изучения реагирования на стихийные бедствия, а затем перешёл к исследованиям адаптации в 1990-е годы. Ранние прогнозы глобального климата «моделировали очень идеализированный мир, как будто изменение климата — это всего лишь одна маленькая вещь, с которой можно повозиться». Если бы эксперты по адаптации и смягчению последствий собрались вместе, возможно, они лучше поняли бы, как противостоять упрямой и запутанной глобальной политике. Возможно, они преодолели бы больше препятствий раньше. 
Адаптация к изменению климата как профессиональная область оставалась забытой, неправильно понятой и незначительной в начале 2000-х годов, когда Лара Хансен (Lara Hansen), экотоксиколог по образованию, начала работать над этой темой для Всемирного фонда дикой природы. Хансен и её коллеги шутили, что все мировые эксперты по адаптации и исследователи «могут поместиться в лифте». Но вскоре область начала расти как грибы. Во-первых, стало ясно, что выбросы не снижаются, особенно после того, как администрация Джорджа Буша-младшего объявила в 2001 году, что она не будет выполнять Киотский протокол, ещё одно международное соглашение, побуждающее страны ограничить выбросы углерода в атмосферу.  
Бездействие президента помешало международным переговорам; отчасти в результате того, что когда Организация Объединенных Наций заключила ещё один договор под названием Марракешские соглашения, в них было включено гораздо больше вопросов адаптации, чем в прошлом. Если бы США продолжали выбрасывать в небо углерод без ограничений, то всему миру пришлось бы приспосабливаться в гораздо большем числе аспектов.  
Но экологические группы по-прежнему часто не решались вникать в эту тему — упущенная возможность, считает Хансен. «Я давно говорила, что адаптация — это лекарство, открывающее путь к смягчению последствий. Потому что, как только вы видите, насколько большой будет проблема для вашего сообщества и как сильно придётся изменить ваш образ жизни, — говорит она, — внезапно вы начинаете думать: «Ну, это отстой. Было бы чертовски проще прекратить выбрасывать углекислый газ в атмосферу». 
В 2006 году в бальном зале отеля во Флориде она провела семинар на тему о сохранении коралловых рифов для нескольких сотен человек, включая коммерческие рыболовные компании и туристические предприятия, которые не были так хорошо знакомы с последствиями изменения климата. В тот вечер в местном театре организаторы семинара показали документальный фильм Эла Гора о климате «Неудобная правда» и показали видео, имитирующее будущие наводнения на юге Флориды. «Я навела его на Флорида-Кис, — вспоминает Хансен, — и можно было видеть, что с двухметровым подъёмом уровня моря и ураганным штормовым нагоном первой категории единственное, что всё ещё оставалось на Флорида-Кис, — это пара автодорожных мостов и кладбище Ки-Уэст. Зрители попросили её повторить это три раза. После этого, по словам Хансен, она слышала, что люди в регионе проявляют гораздо больший интерес к усилиям по смягчению последствий.  
В последующие годы ряды специалистов по адаптации продолжали расти в геометрической прогрессии. В 2008 году Хансен стал соучредителем организации под названием EcoAdapt, информационного центра отчётов и уроков по адаптации, а также собирающего экспертов со всей страны. Когда администрация Обамы потребовала от федеральных агентств разработать планы адаптации, это побудило множество других учреждений сделать то же самое. «На самом деле это то, что, вероятно, заставило больше штатов и местных органов власти задуматься об этом, чем что-либо ранее», — говорит Хансен. 
Но работа по адаптации, вероятно, всё ещё страдает от некоторых ограничений, которые она имела в начале. Инфраструктура, например, строится медленно, а отставание в понимании и принятии означает, что планировщики не обязательно успевают. Бертон отметил, что некоторые железные дороги в Соединенном Королевстве были плохо приспособлены для того, чтобы выдержать недавнюю жару. «Железнодорожные линии были спроектированы с учётом того климата, каким он был в течение последних 50 лет», — посетовал он, а не того климата, который сейчас и каким он станет.  
Более того, поскольку смягчение последствий и адаптация были разрознены, проекты, направленные на сокращение выбросов, иногда не подходят для работы в условиях повышенной жары, штормов или паводков. Например, если плотина построена так, чтобы получать больше электроэнергии от гидроэлектроэнергии и меньше от ископаемого топлива, она может выйти из строя, если засуха и уменьшающийся снежный покров сделают течение реки более слабым. Более того, в некоторых местах плотина может увеличить популяцию малярийных комаров и стать смертельной для семей, живущих поблизости. 
Плохо разработанный адаптационный проект может усугубить человеческое страдание, а не облегчить его. В результате многие исследования в области адаптации в настоящее время имеют прочную этическую и практическую основу, базирующуюся на изучении уязвимости человека. Те, кто страдает от бедности, нестабильности, проблем со здоровьем, дискриминации, плохих жилищных условий и ряда других проблем, обычно первыми ощущают на себе всю тяжесть любого дополнительного тепла, стресса или стихийного бедствия. И если не принять во внимание наиболее уязвимых людей и места, это может поставить под угрозу здоровье и безопасность всех остальных.  
На международном уровне политики и эксперты по-прежнему игнорируют важные вопросы о том, как помочь уязвимым слоям населения адаптироваться ради коллективного благополучия других людей на планете. Что происходит, когда огромные регионы или даже целые страны должны собираться и переезжать? Как это может вызвать политическую нестабильность повсюду или нарушить глобальное снабжение продовольствием?  
На заднем плане всё ещё раздаются голоса, настаивающие на том, что только адаптация может справиться с нашим нынешним безудержным кризисом — обычно это исходит от «сверхпривилегированных белых людей», шутит Шиппер. Датский статистик и политолог Бьорн Ломборг (Bjorn Lomborg) уже давно настаивает на том, что люди легко адаптируются ко всему, что их ждёт впереди, каким бы экстремальным оно ни было. В частых колонках Wall Street Journal Ломборг часто критикует экологов, учёных-климатологов и их выводы. В одном из комментариев появляются такие высказывания, как «Для предотвращения рисков наводнений адаптация намного эффективнее, чем регулирование климата», и «Люди прекрасны, хорошо адаптируются к окружающей среде, даже если она меняется. Имейте это в виду, когда увидите ещё один тревожный заголовок о климатических катастрофах».  
Хансен, посвятившая уже два десятилетия изучению стратегий адаптации, называет такие аргументы «явно нелепыми».  
«К бесконтрольному изменению климата невозможно адаптироваться — например, мы настолько коренным образом изменим ландшафт планеты, что это будет невозможно».