Почему нынешняя зима была такой холодной и снежной и связано ли это с изменением климата, кто сможет заработать на климатических изменениях, как предотвратить потерю Россией 2–3% ВВП и тысяч гектаров земли к 2050 году и какие страны исчезнут из-за глобального потепления? Ответы на эти вопросы на круглом столе «Известий» дали климатологи, экономисты, врачи и математики.

Два сценария

«Известия»: Закончилась календарная зима. Можно ли считать ее аномальной, и повлияло ли на нынешнюю зиму глобальное изменение климата?

Сергей Семенов, научный руководитель Института глобального климата и экологии Росгидромета и РАН: За последние десятилетия мы привыкли к мягким зимам. В каждую зиму в основном были 2–3 морозные недели. А в этом году почти весь февраль оказался аномально холодным, да и март. Такое впечатление, что все сезоны сдвинулись на один месяц вперед. Зима была нетипичной. Но является ли это следствием изменения глобального климата? То, что происходит в течение года, сезона, месяца, — это не климат, а погода. Климат – это постепенное изменение погоды за 10, 20, 30 лет.

Постепенные изменения глобального климата показывают тенденцию к росту глобальной температуры, но есть и разброс вокруг среднего значения. Февраль систематически в среднем теплеет, но феврали конкретные могут быть теплее или холоднее этого среднего.

«Известия»: Чем это объясняется?

Сергей Семенов: Постепенное глобальное потепление объясняется обогащением атмосферы парниковыми газами, но мы пока не знаем до конца, чем объясняется увеличение разброса вокруг средних показателей. Многие говорят, что это тоже связано с глобальным потеплением, но окончательного мнения на эту тему нет. Это называется увеличением экстремальности климата: в конкретные годы то намного жарче, то намного холоднее нормы, то есть многолетнего среднего.

«Известия»: Ученые предупреждают, что если срочно не начать заниматься охраной окружающей среды, то средняя температура на планете поднимется на 4 градуса. И тогда нам грозят серьезные необратимые последствия. Какие именно?

Сергей Семенов: Когда вы говорите о повышении температуры на 3–4 градуса, нужно уточнить, что это среднегодовая температура, которая, согласно некоторым сценариям, установится к концу XXI века.

Каким будет прогнозируемый климат, зависит от того, что мы вкладываем в модель при расчетах. Если безответственно жечь ископаемое топливо, будет +4 °C. Можно его экономить, и к концу века будет + 1,5 °C по сравнению с сегодняшним днем.

Кроме того, есть особенные районы Земного шара, где даже по сравнению со средней температурой по суше теплеет еще быстрее. Например, на севере и северо-западе Аляски, на юге Средней Сибири.

Если представить, что реализуется плохой сценарий, и к концу XXI века будет потепление в среднем на 4°C, на юге Средней Сибири будет не +4°C, а +8°C градусов или больше. У фундаментов зданий и технических сооружений, построенных на многолетней мерзлоте, понизится надежность — некоторые попросту начнут разваливаться. То же самое может произойти с основаниями железных и автомобильных дорог.

Малярия, тропическая лихорадка и инфаркты

«Известия»: Как отразится потепление на здоровье людей?

Сергей Семенов: Даже при скромном увеличении температуры оживляются переносчики трансмиссивных болезней человека. Все знают иксодовый клещевой боррелиоз, энцефалит, малярию, а на Черноморском побережье Кавказа появились необычные носители: комары, переносящие лихорадку Западного Нила. Это прогнозировалось моделями, и специалисты их там нашли. Более того, заболевание уже отмечалось.

Мехман Мамедов, кардиолог, профессор, эксперт «Лиги здоровья нации»: Есть больше 200 факторов риска, способствующих развитию инфекционных и неинфекционных заболеваний. С каждым годом их открывают всё больше. Факторы внешней среды имеют большое значение: загрязнение воздуха, почвы, температурный фактор, влажность.

Погодные изменения — это всегда сезонные обострения тех или иных заболеваний. Изменения климата приведут к глобальной тенденции развития осложнений.

Марина Салтыкова, заведующая лабораторией изучения проблем изменения климата, биометеорологии и арктической медицины ФГБУ «Центр стратегического планирования и управления медико-биологическими рисками здоровью» Минздрава России: Изменение климата может вызывать резкие перепады температуры, что сказывается на функциональном состоянии органов дыхания и системы кровообращения. По данным европейских и американских исследователей, жара или холод в необычное для них время индуцируют увеличение количества обращений за медицинской помощью и даже смертность. Кроме того, достаточно хорошо изучено негативное влияние волн жары и холода.

Видимо, единственным конструктивным способом борьбы с неблагоприятным воздействием изменения климата на организм человека может быть повышение его адаптационного потенциала. Это если говорить о болезнях системы кровообращения и органов дыхания. Один из наиболее известных способов — закаливание, но нужно помнить, что приспосабливаясь к холодовому воздействию, человек снижает свою адаптированность к жаре, поэтому нужно повышать неспецифическую резистентность организма. Например, принимать контрастный душ.

Но трудно представить, что мы можем таким образом развить устойчивость к энцефалиту или к сибирской язве. Тут нужна вакцинация и людей, и животных (оленей).

Владимир Гордин, профессор департамента математики факультета экономических наук НИУ ВШЭ, почетный сотрудник Гидрометеослужбы России: Чтобы что-то выявить, нужны огромные массивы информации. Отечественная медицина их не дает, и иначе как вредительством я это назвать не могу.

Для того чтобы понимать, как погода влияет на болезни людей, нужно иметь параллельно два архива: метеорологический и медицинский. Метеорологический в Гидрометцентре РФ содержится в должном порядке. Медицинские архивы или очень плохи, или засекречены, как в случае службы скорой помощи. Хотя речь идет о деперсонифицированных данных. Нас интересуют вес, возраст, диагноз, дата выезда и т.п., а не фамилия и прописка.

У нас есть небольшие данные за несколько лет по скорой помощи в Москве. 2010 год туда попал. Кое-какие выводы можно делать. Но нужно увеличивать архив. Нужны данные по другим регионам, чтобы сопоставлять. И есть основания думать, что не хотят давать статистику, потому что многое хорошо видно, когда всё сложишь. Кстати, оказалось, что после жары 2010 года были дальние последствия.

«Известия»: Не отдаленные последствия ведь тоже были? По разным оценкам летом 2010 года по центральной России было 52–54 тыс. дополнительных смертей.

Владимир Гордин: Эти 50 тыс. — цифры, сколько гробов нужно, сколько нужно оплакивать, что не смогли помочь. Понятно без всякой учености, что в эту жару тяжело было. И лучше быть богатым и здоровым, иметь кондиционер, а не работать на вредном производстве. Понятно, что лето с сильной жарой может случиться. Но если вы хотите принимать конкретные реальные меры, нужно знать заранее, чего ждать от погоды. И даже не за месяцы — тут никакие точные прогнозы невозможны. Многие вещи можно решить за день-два. Если вам скажут: «Завтра не лезь в гору», — нетрудно расшнуровать ботинки и лечь на диван. Или хотя бы взять бутылку воды, выходя из дома. Для этого нужен надежный прогноз на завтра, а не на месяц, год или век.

Что касается масштабов медицинских последствий, на надежной статистике можно было бы многое сделать, что медикам бы потом пригодилось.

Георгий Сафонов, директор Центра экономики окружающей среды и природных ресурсов ВШЭ: Потепление ведет не только к известным, но и неожиданным последствиям. Недавний пример — в 2017 году в Якутии растаяли старые скотомогильники и возникла опасность эпидемии сибирской язвы. Ученые обнаружили, что таяние вечной мерзлоты приводит к высвобождению ртути, которая накопилась в слоях льда и снега. Это прямая угрозу здоровью людей и состоянию экосистем.

Удар по экономике

«Известия»: Потепление ведь отразится не только на здоровье человека. Что произойдет с экономикой?

Георгий Сафонов: Если к концу века температура вырастет на 4 °С, не выиграет никто. Это касается разных отраслей: сельское, лесное, водное хозяйство, энергетика.

Мы ошибочно считаем, что нашему сельскому хозяйству будет лучше, поскольку станет теплее, и климатически обусловленная урожайность повысится. Это не так. Первые «сигналы» уже заметны: засуха 2010 года — минус 33% урожая зерновых в стране, с 2012 года — минус 25% урожая зерновых. Это более 400 млрд рублей ущерба.

Сергей Семенов: Есть и положительные последствия изменения климата. Когда в Арктике теплеет, и Северный морской путь в большей степени освобождается ото льдов, облегчается навигация. Выигрывают компании, эксплуатирующие судоходство по Севморпути. Если Севморпуть освободится ото льда, не нужна в таких объемах ледокольная проводка. А доставка товаров по нему в Западную Европу гораздо выгоднее, чем через Суэц.

«Известия»: Сколько мы теряем в год из-за последствий изменения климата?

Игорь Макаров, доцент факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ: Обычно оценка делается на 2050 год. Для России я видел оценки 2–3% ВВП. Ущерб немалый, и лучше его предотвратить.

«Известия»: Можно математическими методами смоделировать, где и какого ущерба стоит ожидать?

Владимир Гордин: С глубоким прискорбием сообщаю, что такие модели служат не только для познания истины, но и для устрашения начальства и добычи грантов. В них множество подгоночных параметров. В этом нет ничего дурного, но проверять модели нужно на длинных статистических рядах. А если они только кое-где при проверке дают правильные ответы, а кое-где с истиной расходятся, то прогноз климата по таким моделям ненадежен. Нужно их дальше совершенствовать. Но в такие долгосрочные исследования надо вкладываться. Посмотрите на ближайший аналог. Сколько веков человечество ждало пользы от краткосрочного (на несколько дней) прогноза погоды, в пользе которого никто сегодня не сомневается?

В России еще при Алексее Михайловиче Приказу тайных дел поручили записывать показания термометра в Москве. Толку от этого никакого, но нет — вкладывали «в ученость». При Петре организовали Сибирскую экспедицию — измеряли температуру в дальних краях. Уже в XIX веке открыли в Санкт-Петербурге Геофизическую обсерваторию, записывали данные уже в нескольких местах. Потом в середине века начали обмениваться информацией по телеграфу. И концу века что-то начало в прогнозе погоды срабатывать. Самую малость. Потом, в начале ХХ века начали математические модели и вычислительные методы разрабатывать. А ведь без этих вложений интеллекта и материальных средств ничего бы для современного прогноза не было: методов, приборов, форм записи, кодировки.

Новая Атлантида

«Известия»: Есть ли страны и регионы, которые пострадают больше других?

Сергей Семенов: У стран, имеющих земледелие в зоне недостатка воды, будут проблемы. В России избыток воды там, где она не нужна. Великие сибирские реки несут на Север всё больше и больше воды, сток увеличивается, но там нет значительного населения, и не производится продукция растениеводства. А на юге дефицит воды будет обостряться.

Георгий Сафонов: Одно из последствий изменения климата — повышение уровня Мирового океана, что ведет к затоплению территорий. В каких-то районах жить станет практически невозможно или потребуются дорогостоящие меры по защите городов, строительству дамб. Под угрозой прибрежного затопления — Санкт-Петербург и Нью-Йорк, а также сотни других городов мира. Россия потеряет тысячи гектаров суши из-за повышения уровня Мирового океана в приморских районах.

Игорь Макаров: Больше всего проиграют малые государства, некоторые будут затоплены через несколько десятков лет. Фиджи, Тувалу, Мальдивские острова: некоторые из этих государств уже пытаются готовиться, арендуют земли в Шри-Ланке, в Новой Зеландии, Австралии. Эти государства прекрасно понимают, что находятся в зоне особого риска. Эти страны перестанут существовать с высокой вероятностью. Под угрозой находятся и отдельные территории в США, Европе, Китае: например, Нью-Йорк, дельты китайских рек, где рис выращивается, Венеция.

Таяние льдов и неконтролируемая миграция

«Известия»: За прошлый год площадь арктических льдов сократилась на 25% по сравнению с периодом 1981–2010 годов. К чему это может привести?

Сергей Семенов: Есть физический фактор, связанный с функционированием климатической системы, есть экологический фактор. Физически устроено так: сейчас принято считать, что есть положительная обратная связь потепления с таянием льдов. В летние месяцы, из-за большого альбедо льда большая часть солнечного излучения отражается от земной поверхности. Когда поверхность освобождается ото льда, наоборот, усиливается поглощение. Чем больше теплеет, тем меньше площадь льда и больше площадь открытой воды, тем больше поглощается солнечной энергии, тем больше теплеет и т.д. Так реализуется положительная обратная связь. Я бы не сказал, что она приводит к явной неустойчивости, и нас скоро ждет полное отсутствие арктических льдов. Но этот эффект есть: естественный ход событий усиливается за счет обратной связи.

Я уже говорил, что для экономики в грубом понимании возить товары на кораблях по открытой воде проще, ВМФ осуществлять свои функции в Артике из-за таяния льдов станет легче. Хорошо ли будет для рыболовства, непонятно. Популяции ценных рыб могут мигрировать в другое место, так как новый термический режим им может не понравиться. Еще один расхожий пример — белый медведь, для которого льды — среда обитания.

Что касается уровня Мирового океана, то по самому пессимистическому сценарию подъем будет в среднем не более 60 см до конца XXI века. Припоминая, какие бывают наводнения в Петербурге, лишние 60 см, конечно, нежелательны, но нельзя сказать, что это уж очень большое значение имеет для нас. А вот для порта Читтагонг в Бангладеш очень даже имеет: там пологий берег, и плюс 60 см у них отнимут большую часть прибрежной зоны. В дельтах больших рек, например Нила, эффект очень существенный.

Георгий Сафонов: Серьезная проблема — наблюдаемое в последние десятилетия закисление воды в океане, что ухудшает поглощение CO2 из атмосферы. Даже небольшое повышение кислотности нарушает углеродный баланс, а это очень опасно. Природные экосистемы инерционны, мы не сможет быстро изменить ситуацию с экосистемами океанов, не сможем вырастить миллионы вырубленных гектаров леса, вернуть снежные шапки на вершины гор и льды в Арктику и Антарктику.

Если завтра мы станем «экологичными», мы сможем замедлить процесс потепления, как показывают прогнозы. Это важно, ведь если температура или гидрологический режим меняются быстро, экосистема не успевает приспособиться к новым условиям. Чтобы лес приспособился к другой температуре, нужно несколько сотен лет.

Но мы продолжаем наращивать сжигание ископаемого топлива, площадь лесозаготовок. Мы разогнали «паровоз» углеродной экономики, мчимся, но уже начали махать флажками и говорить: «Мы едем не в ту сторону, нужно замедлить и вообще пора поворачивать к «зеленую» сторону!».

Между 2 и 3 градусами потепления — огромная разница. При 2 °C потепления у 300 млн человек не будет доступа к питьевой воде, а при 3 °C, как утверждают ученые, у 3 млрд человек. Без питьевой воды можно ждать огромных волн миграции населения по всему миру, в том числе в Россию. Недавние потоки беженцев на Ближнем Востоке (несколько миллионов человек) несравнимы с миграцией сотен миллионов. Это приведет к колоссальным изменениям в социальной и экономической ситуации в глобальных масштабах.

«Известия»: О каких сроках идет речь?

Игорь Макаров: Мгновенной катастрофы, как в фильме «Послезавтра», не будет. Это постепенный процесс. Но климатическая миграция будет нарастать. Она и сейчас идет. Миграцию из Центральной Азии в Россию все рассматривают как трудовую, но уже сейчас в ней есть экологическая и климатическая составляющая. Например, люди в узбекских селах сталкиваются с последствиями засух чаще и чаще, и не находят себе места в сельском хозяйстве. Они вынуждены мигрировать в свои города, где обостряется конкуренция на рынке труда. Это, среди прочего, усиливает миграцию в Россию.

Организованная миграция с малых островных государств на континент уже готовится. Миграция с территорий, расположенных низко над уровнем море, тоже будет. Например, Бангладеш граничит с Индией, и индийцы очень боятся миграции из Бангладеш, в том числе климатически обусловленной. Климат — не единственная причина, но он может обострить ситуацию.

Георгий Сафонов: В 2010 году зимой в Западной Монголии температура несколько недель держалась ниже -40 °C. Погибло более 12 млн голов скота. Население потеряло главный источник пропитания и массово переехало в столицу — город Улан-Батор, который рассчитан на 500 тыс. человек. А сейчас там проживает 1,5 млн. человек.

Жаропонижающее для планеты

«Известия»: Последствия изменения климата необратимы?

Сергей Семенов: Кое-что необратимо. Если ледник в наше время исчез совсем, он может образоваться заново, но не за то время, за которое исчез, а за тысячи лет. В масштабах столетий это необратимый процесс.

«Известия»: Конспирологи утверждают, что существует климатическое оружие. А что думают ученые?

Сергей Семенов: Твердо говорю, что этого не может быть. Представим, что хитрые враги отправили в нижнюю стратосферу над Россией огромное количество сульфатного аэрозоля. С ним больше, чем обычной атмосферой, отражается солнечный поток обратно в космос. Если они распылят очень много сульфатного аэрозоля, то именно над Россией температура понизится, скажем, на 10 °C, и это может нанести ущерб нашей экономике. Но вся эта конструкция абсолютно мифическая. Этого не может быть, потому что они сделают такую же гадость сами себе. За счет атмосферного переноса аэрозоль распространится на весь земной шар, и у них тоже будет плохо.

Владимир Гордин: На день позже.

«Известия»: Что нужно для борьбы с негативными последствиями изменений климата?

Владимир Гордин: Нам нужно реально и планомерно вкладывать деньги в развитие науки (а значит, и образования), совершенствовать модели, иначе все прогнозы останутся ненадежными.

Сергей Семенов: В Парижском соглашении сказано, что каждое государство должно разработать адаптационный план и отчитываться раз в пять лет, как он выполняется. Нужно заниматься мерами адаптации.

Мы сейчас говорили, что при подъеме уровня Мирового океана заливает некоторые территории. В России не очень заливает, потому что у нас берега довольно крутые. Но при потеплении в Арктике у берегов появляется много мелкобитого льда, при штормах он действует на берега как наждак. Так происходит потеря кусочков территории каждый год. Надо что-то с этим делать. Что с этим делать — это и есть меры адаптации.

Георгий Сафонов: В Парижском соглашении есть две важные цели. Первая — добиться, чтобы рост глобальной среднегодовой температуры по отношению к середине XIX века не превысил 2 °C, а желательно — был сильно ниже 2 °C.

Вторая цель — мировая экономика должна быть практически полностью декарбонизирована: после 2050 года она не должна выбрасывать дополнительных объемов парниковых газов, желательно — раньше. Мир уже начал двигаться в этом направлении, страны, регионы, корпорации не только объявляют о радикальном сокращении выбросов углерода, но многие уже достигают своих целей.

Владимир Гордин: А что будет, если человечество полностью откажется от углеродной экономики, а температура всё равно возьмет и повысится? Кто готов взять на себя ответственность за замедление экономики при ненадежном прогнозе для обоих сценариев?

Сергей Семенов: Существуют методы инженерии климата, хотя пока это предмет обсуждений. Если есть антропогенный или же естественный процесс повышения температуры, то ему можно противопоставить антропогенный процесс небольшого охлаждения Земли. Например, при помощи увеличения альбедо нижней стратосферы путем закидывания туда сравнительно небольшого количества сульфатного аэрозоля.

Сейчас идея кажется дикой совершенно, поскольку все «зеленые» организации говорят: «Как же так? Боролись за то, чтобы не влиять, а вы предлагаете влиять?».

«Известия»: Так это и есть то самое «климатическое оружие»?

Сергей Семенов: Если на конец века будет прогнозироваться повышение температуры на 1 °C, а вы сможете с помощью введения аэрозоля в стратосферу сбить ее на 1 °C, ничего плохого не будет, будет нулевой рост температуры. Правда, как бы не было плохо от этих аэрозолей по другим причинам: нарушат какой-нибудь баланс реакций в стратосфере. Это надо исследовать.

«Известия»: Что нас ждет к 2050 году?

Игорь Макаров: Очевидно, мы будем жить в мире, где ущерб и риски от изменения климата будут выше, чем сейчас. Не надо считать, что настанет какая-то катастрофа. На этом временном промежутке риски более или менее управляемы. Что с этим делать? Сокращать выбросы парниковых газов, а одновременно адаптироваться к тем последствиям изменения климата, которые мы полностью предотвратить не сможем.

Георгий Сафонов: Думая про 2050 год, я бы не стал недооценивать происходящие и будущие климатические изменения. В мире в целом и во многих регионах нашей страны я вижу огромные опасности, которые уже возникли и будут только возрастать. Миллионы людей будут сталкиваться с рисками для жизни и здоровья. Таяние вечной мерзлоты приводит к разрушению инфраструктуры (нефтепроводов, дорог и др.), ущерба для экосистем. Мы по-прежнему не можем оценить в полной мере опасности для экономики, социальные последствия, экологические эффекты.

Что бы я хотел увидеть в 2050 году? Чтобы россияне, выглядывая в окно, видели чистое небо, а не дымящие трубы, не слышали шум автомобилей под окном, не дышали грязным воздухом. Кажется мечтой? Но ведь многим странам это уже удалось сделать. Снижение выбросов СО2 и «зеленый» рост экономики идут рука об руку. Сегодня это мировой тренд, и Россия не должна оказаться в стороне от развития экологичных и энергоэффективных технологий.

Владимир Гордин: Я не вижу никаких оснований для оптимизма, который высказали предыдущие докладчики. Разговоры о прогнозах климата, различных сценариях развития, об адаптации к изменениям упираются в людей. Это делают конкретные люди, специалисты, которых нужно долго и тщательно готовить, и с этим у нас дело обстоит довольно плохо.

Мехман Мамедов: За 30 лет что-то глобальное не может произойти. Но надеюсь, что мы будем форвардами в разработке профилактики заболеваний, связанных с природными явлениями.

Сергей Семенов: Я не знаю, что будет к 2050 году, потому что к прогнозу климата примешивается прогноз мирового экономического развития и даже мирового политического процесса. Эти вещи плохо прогнозируемы.

Но не думаю, что к 2050 году Парижское соглашение будет выполнено на 100%. Но на 50–60% оно будет выполнено. А климат будет теплеть. Но не так быстро, как без выполнения этого соглашения.

Ссылка: https://iz.ru/716522/elena-loriia-nataliia-berishvili/budet-zharko