Судовые океанографические исследования, временные ряды, швартовка и спутниковые датчики цвета океана широко используются для понимания биогеохимии открытого и прибрежного океана. Однако облачность снижает качество спутниковых данных, и в большинстве случаев их датчики наблюдают только за поверхностью океана и/или функционируют лишь в определённых условиях. Судовые трансекты и стационарные платформы для отбора проб функционируют только на небольших участках океана; следовательно, они не могут обеспечить достаточное покрытие для разрешения процессов с высокой пространственной и/или временной изменчивостью. Автономные биогеохимические буи Арго заполняют эти пробелы в данных, непрерывно собирая данные круглый год в течение нескольких лет, даже во время зимних штормов, когда океанографические круизы неблагоприятны.

Тепловой индекс — это показатель, количественно определяющий воздействие тепла на человека. Используя вероятностные прогнозы выбросов парниковых газов, авторы показывают, что изменения теплового индекса, вызванные антропогенными выбросами CO₂, увеличат глобальное воздействие опасных сред в ближайшие десятилетия. Даже если цель Парижского соглашения по ограничению глобального потепления до 2°C будет достигнута, опасный уровень теплового индекса, вероятно, увеличится на 50–100% в большей части тропиков и в 3–10 раз повсюду в средних широтах. Без более агрессивных сокращений выбросов, чем те, которые считаются возможными в использованном статистическом прогнозе, вполне вероятно, что к 2100 году многие люди, живущие в тропических регионах, будут подвергаться воздействию опасно высоких значений теплового индекса в течение большей части дней каждого типичного года, и что смертельные волны тепла, которые были редкостью в средних широтах, станут ежегодными явлениями.

Погодные условия, установившиеся в Европе, привели к невиданной доселе засухе. Пересыхает русло Рейна, а на Дунае из-под воды показались остовы затонувших во время Второй мировой войны нацистских кораблей. Еврокомиссия заявляла, что, по предварительным расчетам, такой засушливой погоды в регионе не было не только за весь период наблюдений, но и за последние 500 лет. Разобраться в причинах этого явления RTVI помог заведующий лабораторией моделирования поверхностных вод Института водных проблем РАН Михаил Болгов.

Михаил Болгов — гидролог, доктор технических наук, заведующий лабораторией моделирования поверхностных вод Института водных проблем РАН.

Насколько такая засуха нехарактерна для Европы

Время от времени на наших водных объектах, на реках, на озерах случаются периоды мало, которые связаны с тем, что количество осадков, попадающих в атмосферу, либо минимально, либо вообще отсутствует. Европа в этом смысле ничем не отличается от других регионов. Но ее особенность заключается в том, что центральноевропейские реки имеют по большей части дождевое питание, и они очень чувствительны к отсутствию осадков. В России реки в основном питаются за счет весеннего половодья. Воды много, и она потихоньку тает, поступает в них, питает грунтовые воды, а потом и снова реки.

Все зависит, конечно, от климата. Предсказать такого рода события невозможно. Мы способны только по данным прошлых лет наблюдений примерно оценивать их частоту. Сильно засушливые периоды бывают каждые 20-30 лет.

В европейских статьях сейчас упоминается такой любопытный этнографический признак как «голодные камни». Они появляются на берегах рек, выходя из воды в периоды очень малой водности. Их называют так, потому что периоды маловодья совпадают одновременно и с периодами сельскохозяйственных засух, неурожая.

Недавно в бассейне Енисея мы наблюдали самый маловодный период за последние 100 лет. Первый раз в течение, по-моему, июля месяца практически не было осадков. Тот же самый засушливый период 2010 года оценивается нашими климатологами как случающийся раз в 400 или 500 лет.

Если погодная ситуация будет развиваться так, и в следующие две-три недели в Европе будут проблемы с отсутствием осадков, то это сильно усугубит ситуацию на реках, которые используются для транспортных нужд и как источник водоснабжения.

Можно ли в этом случае говорить о необратимых изменениях в европейской водной системе
Конечно, самая привлекательная идея — это списать все на глобальное потепление. Да, температура растет, и по мнению климатологов это приводит к расшатыванию атмосферной системы. Существенно более частыми становятся периоды как экстремальных наводнений, так и минимальной водности. Это качественный прогноз.

Но если мы обращаемся к задаче воспроизведения осадков, то, к сожалению, констатируем, что погрешность этих расчетов очень велика. Делать из таких прогнозов надежные инженерные выводы и на основе этого перестраивать всю транспортную систему Европы пока еще рано.

Если вы посмотрите на начало 2000-х годов, то увидите, что тогда каждый год случались катастрофические наводнения. Даже метро в Праге затопило. Все считали, что произошли необратимые изменения климата, Европа утонет и так далее. Прошло несколько лет, и мы практически не говорим о наводнениях. Разве что было одно небольшое в Германии, но очень локальное.

Насколько возможна полная перестройка европейской водной системы
В мире есть примеры, когда реализовывались проекты глобального перестраивания водной системы. Например, в Китае, во времена Мао Цзэдуна, в течение более чем пятидесяти лет осуществляли проект переброски стока рек из более влажных регионов в засушливые в объеме примерно 60 кубических километров.

Мы в свое время, на пике развития советской системы, планировали перебросить 25 кубических километров из бассейна Иртыша в бассейн Аральского моря. Но мы только об этом подумали, а Китай уже перебросил фактически в три раза больше. Экономика потребовала воды для обеспечения инфраструктурных объектов.

То же произойдет и в Европе, если будут продолжать наблюдаться тяжелые периоды. Если придется переходить в режим жесткого дефицита водных ресурсов, то, видимо, нужно будет реализовать проекты регулирования стока рек, против которых возражают большинство представителей «зеленых». Например, это строительство гидроэлектростанций. Водохранилища при них сохраняют воду, позволяют вырабатывать электроэнергию, а также выполняют рекреационную роль.

Как проекты регулирования стока повлияют на окружающую среду

Даже строительство водохранилищ за период промышленной революции привело к тому, что мы накапливаем дополнительную воду на поверхности Земли. А это, как говорят геофизики, меняет скорость вращения планеты. Человек может оказать своими действиями серьезное влияние на окружающую среду. Например, Каракумский канал, который мы строили еще с 30-х годов прошлого века, вызвал огромное подтопление территорий. И это еще не самое страшное. Произошло засоление почв и вывод их из использования. Во многих местах в Средней Азии образовались «белые пустыни», опасные тем, что они плохо предсказуемы.

Тем не менее человек все равно «царь природы», как говорил дедушка Мичурин. Поэтому от воздействия его на окружающую среду никуда не деться, но оно должно быть таким, чтобы обеспечить, по крайней мере, какую-то устойчивость. И вот чего нет в нашей современной технократической политике — так это отслеживания долгосрочных последствий.

Создавая сооружение, мы считаем, что природа сама перестроится. Она, конечно, это сделает, но при этом мы часто наблюдаем такие последствия, как, например, полную ликвидацию стада осетровых рыб на Волге. Сейчас они все искусственно выращенные. Строительство плотины ГЭС перекрыло пути их естественной миграции и объемы водной поверхности, на которых они могут воспроизводиться без помощи человека. Упала в разы популяция белуги, фактически исчез осетр.

В Европе тоже наблюдались очень тяжелые последствия таких действий. Европейские реки использовались как транспортные артерии. В Средние века вообще Европа была покрыта сетью каналов. Некоторые из них сохранены как объекты архитектурно-строительной мысли. Но сейчас они, конечно, транспортного значения не имеют. Такое значение имеют искусственно углубленные реки, превращенные в каналы с системами шлюзов, которые наносят вред природе.

Я еще школьником помню, как нам показывали фильм про реку Рейн. И низовая камера ее шлюзов в результате накачки воды насосами заполнялась пеной, потому что вода в Рейне была очень грязная, как и во многих других европейских реках.

В процессе создания судоходного канала вдоль всего русла делают толстую стенку из металлического шпунта. Это позволяет создать из реки канал большой глубины, что очень удобно для судоходства. А естественные условия водообмена между рекой и болотами при этом сильно затрудняются.

В Европе в последние годы наметилась тенденция на возвращение затапливаемых территорий и русел рек в естественные условия. Это можно себе позволить, если есть другие источники продовольствия, потому что поймы рек — самые продуктивные земли для производства сельхозпродукции. Если вывести их из сельхозпроизводства, то это означает, что вся эта продукция должна производиться где-то в другом месте. Все это стоит денег. Возвращение к экологичной жизни совсем не бесплатно.

Почему в Голландии в такую засушливую погоду происходят наводнения

Значительная часть территории Голландии находится ниже уровня моря. Если уровень воды в Рейне и других водных объектах во время засухи падает, то при низких горизонтах воды в водных объектах на затапливаемых участках этой страны усиливается приток соленых морских вод.

Так что защитные сооружения Голландии предусматривают в основном защиту от морских наводнений, а не от речных. В 1953 году там случился страшный нагон вод. Была разрушена система дамб, погибло около 2 500 человек. Тогда правительство Голландии приняло решение полностью пересмотреть структуру и стратегию инженерной защиты затапливаемых территорий.

Они десятилетиями проектировали уникальную систему защитных шлюзов, как это, скажем, реализовано в Петербурге. Была реализована система управления, которая при получении прогноза о том, что со стороны моря будет наблюдаться нагонная волна, закрывает шлюзы, и судоходство прекращается. Когда проходит угроза штурмового морского нагона, шлюзы опять открываются, и воды Рейна спокойно вытекают, точно так же, как и вода Невы.

Что касается пресных вод, то лет 15 назад в Голландии рухнули две торфяные дамбы, которые простояли до этого более ста лет. Торф во влажном состоянии водонепроницаем, и поэтому инженеры при строительстве защитных сооружений использовали его как ядро против фильтрации воды. В условиях влажности торф справлялся со своей задачей. Но тогда наступил очень маловодный период, уровень воды упал, и дамбы высохли, а сухой торф оказался абсолютно непрочным и неспособным выполнять свои технические функции.

Есть ли у Европы альтернативные источники воды

Питьевую воду можно добывать прежде всего из-под земли. Можно строить водохранилища в горных условиях, чтобы накапливать воду, которая будет за счет таяния ледников и прочих естественных процессов стекать в них. Но это тоже фантазии. Ситуация меняется не за один день, и не за год.

Если брать американский опыт, то там бывает так, что водные ресурсы, используемые для нужд сельского хозяйства, истощаются. Например, та же река Колорадо иногда просто не втекает в океан, поскольку всю воду забирают на орошение. Но у американцев такой образ жизни — нет ресурсов, значит, переедем в другое место и будем жить там.

В Европе же национальные образования, несмотря на интеграцию, все равно поддерживаются. У меня был один знакомый немец, который нашел работу в Голландии, но дом он построил в горах, в пяти километрах от границы. Каждый день он ездил на работу в Голландию. А вот дом у него был все равно в Германии — на всякий случай.

Так что, с одной стороны, все понимают, что изменения есть. А с другой стороны, если мы хотим перестроить систему, это миллиарды евро. Потому нужно думать, что такая перестройка даст. Может все-таки лучше вместо водоемких культур пересаживаться на какие-нибудь другие технологии, более разумные, более энергоемкие.

И вообще, половина населения в мире живет почти без воды, практически вся Африка живет без нее. Там, с одной стороны, есть самые водные в мире реки — например, Нигер. Но большую часть территории занимают пустыни и саванны, где воды вообще практически нет. С другой стороны, население Африки растет. А у нас в России, самой водообильной стране после Бразилии, население, к сожалению, не растет, а даже в последнее время падает.

Ссылка: https://rtvi.com/opinions/samaya-privlekatelnaya-ideya-spisat-vse-na-globalnoe-poteplenie-gidrolog-mihail-bologov-o-nebyvaloj-zasuhe-v-evrope/ 

Президент Российской академии наук Александр Сергеев отметил важность системных и многосторонних исследований в сфере климата

ТАСС, 25 августа. Президент Российской академии наук Александр Сергеев, обращаясь к участникам проходящего в Новосибирске форума "Наука будущего - наука молодых", отметил важность системных и многосторонних исследований в сфере климата для ответов на те вызовы, которые сопутствуют изменению климатического и углеродного баланса как в России, так и на всей планете. Об этом сообщили в среду в пресс-службе форума.
"Пример исследований в сфере климата наглядно демонстрирует модель развития науки будущего - науки, отвечающей на самые главные вопросы жизни человечества. Мы должны стремиться к тому, чтобы создавать не только сложнейшие технологии, но и с помощью науки создать возможность предотвращения глобальных климатических изменений", - сказал Сергеев.
В обсуждении климатической повестки также принял участие главный научный сотрудник Института физики атмосферы им. А.М. Обухова РАН, профессор Алексей Елисеев. Он отметил важность программы по созданию и развитию в России углеродных полигонов.
"Изучение углеродного цикла необходимо для того, чтобы иметь качественное понимание о развитии углеродного баланса, нам необходимо наращивать эту работу, чтобы иметь точное понимание о состоянии и развитии самых различных природных зон", - отметил профессор.
В работе форума "Наука будущего - наука молодых", проходящего в этом году на площадке "Технопром-2022" и Новосибирского государственного технического университета, принимают участие более 300 студентов и аспирантов из более чем 40 регионов России, а также известные ученые, эксперты.
Молодежный научный форум "Наука будущего - наука молодых" проводится с 2014 года в различных городах России. Важную часть мероприятия составляет междисциплинарная научная коммуникация, направленная на обсуждение актуальных проблем мировой науки, выработку новых идей для совместных проектов, поиск ответов на глобальные вызовы современного общества, говорится на официальном сайте форума "Наука будущего - наука молодых".

ССылка: https://tass.ru/novosti-partnerov/15558467?utm_source=tass-ru.turbopages.org&utm_medium=referral&utm_campaign=tass-ru.turbopages.org&utm_referrer=tass-ru.turbopages.org  

Арктика нагревается быстрее, чем любой другой регион на Земле. Представлять это быстрое потепление в перспективе сложно, потому что ряды инструментальных данных в полярных регионах часто бывают короткими или неполными, а точно датированные косвенные показатели температуры с высоким временным разрешением в значительной степени отсутствуют. Здесь представлена долгосрочная перспектива, полученная посредством реконструкции изменчивости летней температуры на полуострове Ямал — горячей точке недавнего потепления — за последние 7638 лет с использованием ежегодно собираемых данных годичных колец. Продемонстрировано, что недавнее антропогенное потепление прервало многотысячелетнюю тенденцию к похолоданию. Авторы считают, что потепление в индустриальную эпоху было беспрецедентным по скорости и привело к повышению летней температуры до уровней, превышающих те, которые были реконструированы за последние семь тысячелетий (как в среднем за 30 лет, так и по частоте экстремальных лет). Это, несомненно, вызывает озабоченность в отношении природных и антропогенных систем, на которые воздействуют климатические изменения, лежащие за пределами естественных климатических вариаций для этого региона.

Учёные годами не могли договориться о наилучшем способе борьбы с глобальным потеплением — теперь мы знаем, что нам нужно и сокращать выбросы, и адаптироваться. 

В конце 1950-х Ян Бертон (Ian Burton), в то время географ из Чикагского университета, узнал о тревожной загадке с дамбами. Эти дорогостоящие и инженерно-ёмкие стратегии, которые предпочитал Инженерный корпус армии США для сдерживания наводнений в поймах крупных рек, хорошо работали для сдерживания промежуточных объёмов воды. Но они давали людям ложное чувство безопасности. После того, как насыпь была поднята, иногда многие люди фактически строили и переселялись на землю за ней. Затем, если чрезмерное наводнение в конечном итоге затопит окрестности или прорвёт дамбу, стихийное бедствие может повредить больше имущества и вызвать больше хаоса, чем могло бы быть до вмешательства инженеров.  
Этот парадокс станет классическим уроком того, как не надо приспосабливаться к опасностям, которые природа может вызвать в созданной человеком среде. Это также было важным предостережением для ещё большего набора бедствий и дилемм, вызванных изменением климата. (Проблема проявилась в полной мере, когда в 2005 году во время урагана Катрина в Новом Орлеане рухнули дамбы, по некоторым оценкам, части Нижнего девятого района были затоплены водой на глубину до 15 футов. Эта ситуация также усугубилась из-за изменения климатических условий и повышения уровня моря).  
Бертон начал работать над изменением климата в 1990-х годах. Он погрузился в зарождающуюся, но тогда несколько «чахлую» область под названием «адаптация к изменению климата»: изучение и политика того, как мир может подготовиться и адаптироваться к новым бедствиям и опасностям, вызванным потеплением на планете. Среди коллег «я был единственным, кто поднял руку» на работу по адаптации, говорит он сейчас. 
Большинство других исследователей изменения климата были озабочены вопросами о том, как сократить выбросы углерода, перегружающие глобальную атмосферу, — область исследований, называемая «смягчение последствий изменения климата». Но Бертон чувствовал, что люди также должны учитывать опасные и нестабильные условия, которые могут возникнуть в будущем, чтобы они не начали строить недостаточные или неадекватные дамбы или другие плохо продуманные стратегии выживания, которые позже могут усугубить ситуацию.  
В этот момент он также вошёл в область противоречий и непонимания, которые, возможно, в конечном итоге заблокировали работу по изменению климата на годы или даже десятилетия. Некоторые эксперты по климату считали, что любые разговоры об адаптации отвлекают от работы по предотвращению загрязнения атмосферы: это звучало не столько как механизм выживания, сколько как отказ. «Когда ты пришёл и выступил за адаптацию, специалисты по смягчению последствий сказали: «Уходи, ты нам не нужен», — вспоминает он сейчас, слегка иронизируя. «Если ты говоришь, что нам нужно адаптироваться, то ты подрываешь нашу позицию. Поэтому мы предпочитаем не слышать тебя. Ты - враг».  
По сути, эксперты с обеих сторон пытались наметить путь выживания и благополучия человечества в условиях нарастающего глобального кризиса, но они не всегда работали вместе.  
По крайней мере, с конца 1980-х годов, до того, как последствия изменения климата стали такими же явными и очевидными, как сейчас, учёные, даже если они ещё не знали серьёзности этих воздействий, поняли, что люди уже выбросили в атмосферу достаточно углекислого газа, и мы все, вероятно, почувствуем жару позже. Из-за вероятного «запаздывания между выбросами и последующим изменением климата» мир «может уже быть привержен определённой степени изменений», — заявила в своём первом (1990 г.) докладе Межправительственная группа экспертов по изменению климата, ведущий международный научный орган, изучающий этот кризис.   
Поэтому может потребоваться адаптация, говорится в отчёте. В 1993 году, когда Билл Клинтон стал президентом, Управление Конгресса по оценке технологий (которого больше не существует) выпустило отчёт, в подготовке которого приняли участие десятки учёных и экспертов: в нём говорилось: «Если изменение климата неизбежно, то и адаптация к нему неизбежна». Авторы пишут, что сокращение выбросов углерода по-прежнему является важным средством, но люди должны быть готовы к изменениям и неопределённости, особенно когда речь идёт о «долгоживущих структурах или медленно адаптирующихся природных системах».  
Но были и многочисленные разногласия по поводу того, нужно ли и как адаптироваться, и что это вообще означает. В начале 1990-х годов, когда международное дипломатическое сообщество приняло один из самых важных договоров о глобальном потеплении — Рамочную конвенцию Организации Объединенных Наций об изменении климата (РКИК ООН), которая впоследствии привела к Парижскому соглашению 2015 года, — многие лидеры из менее развитых стран на глобальном юге, особенно островные государства, уже требовали финансовой и технической помощи в адаптации. Последствия изменения климата сильно ударят по этим странам, затопляя большую часть Бангладеш и угрожая островным государствам, таким как Мальдивы, катастрофическими уровнями затопления.  
Но более развитые страны глобального севера пытались уклоняться от этих дискуссий, опасаясь собственной финансовой ответственности, вспоминает социолог Лиза Шиппер (Lisa Schipper), присутствовавшая на многих из этих переговоров в начале своей карьеры. «Поэтому всё, что могло создать впечатление, что они несут ответственность, было похоже на: «О, закрой эту дверь».  
Глобальному югу в конечном итоге удалось закрепить в договоре обязательство «помочь сторонам из числа развивающихся стран, которые особенно уязвимы к неблагоприятным последствиям изменения климата, в покрытии расходов на адаптацию». Но вопросы о том, сколько Север должен Югу за ущерб, нанесённый климату, на протяжении многих лет оставался спорной темой в международных переговорах.  
Также в 1980-х и 1990-х гг. некоторые правые группы и отраслевые лоббисты, наиболее известными из которых были производители ископаемого топлива, начали распространять дезинформацию о климате, пытаясь дискредитировать научные исследования, продемонстрировавшие как причины, так и последствия изменения климата. Многие из этих групп не стали бы обсуждать адаптацию, потому что это потребовало бы признания того, что планета на самом деле нагревается.  
Напротив, большинство учёных, ратовавших за адаптацию, считали, что сокращение выбросов имеет жизненно важное значение. Но было и несколько голосов учёных, таких как Джесси Осубел (Jesse Ausubel), исследователь из Университета Рокфеллера, который утверждал, что люди являются адаптируемыми и уже «защищёнными от климата» обществами. Человеческие системы становились «менее уязвимыми к климату», как писал Осубел в комментарии в журнале Nature в 1991 году, по мере того как экономика и занятость перемещались в закрытые помещения. По его словам, общества должны сосредоточиться на «изобретательском гении, экономической мощи и административной компетентности, которые делают многие технологии полезными для адаптации к климату, доступными для большинства людей». (В том же году в другой статье он также обсуждал важность обезуглероживания).  
Вице-президент Эл Гор в своей книге 1992 года «Земля в равновесии» яростно отреагировал на идею о том, что «мы можем приспособиться практически ко всему», что, по-видимому, бросает тень на всю область, назвав это «разновидностью лени, высокомерной верой» в способности вовремя среагировать, чтобы спасти собственную шкуру».  
Некоторые исследователи адаптации теперь говорят, что все эти разногласия, возможно, помешали усилиям по борьбе с изменением климата на раннем этапе и привели к задержкам, из-за которых мир изо всех сил пытается справиться с жарой, лесными пожарами, штормами и нестабильностью.  
Поляризация адаптации и смягчения последствий могла также создать тёмные пятна, затрудняющие продвижение политики охлаждения планеты. Во-первых, учёные, изучавшие выбросы и атмосферу, обычно были специалистами в различных областях физических наук, таких как физика, химия и океанография. Исследователи адаптации часто приходили из областей, имевших дело с человеческими системами и их недостатками — управлением чрезвычайными ситуациями, географией, городским планированием, социологией. Первая группа учёных создала сложные модели глобальной атмосферной системы и попыталась сделать прогнозы, основанные на предположениях о том, что люди могут сотворить. Политики и дипломаты, пытавшиеся интерпретировать результаты этих моделей, иногда испытывали преувеличенное чувство оптимизма — отчасти потому, что мир так успешно действовал в конце 1980-х годов, чтобы запретить газы, наносящие ущерб озоновому слою Земли. Но изменение климата — гораздо более сложная проблема, требующая отказа от ископаемого топлива, на котором так сильно держится мировая экономика. Проблема требовала столкновения с присущими человеку неразберихой и сложностью.  
По мере того, как мир всё больше смещался в сторону работы по адаптации, «мы поняли, что нужны модели принятия решений — что это проблема принятия решений, а не научная проблема», — говорит Томас Даунинг (Thomas Downing), который начал свою карьеру с изучения реагирования на стихийные бедствия, а затем перешёл к исследованиям адаптации в 1990-е годы. Ранние прогнозы глобального климата «моделировали очень идеализированный мир, как будто изменение климата — это всего лишь одна маленькая вещь, с которой можно повозиться». Если бы эксперты по адаптации и смягчению последствий собрались вместе, возможно, они лучше поняли бы, как противостоять упрямой и запутанной глобальной политике. Возможно, они преодолели бы больше препятствий раньше. 
Адаптация к изменению климата как профессиональная область оставалась забытой, неправильно понятой и незначительной в начале 2000-х годов, когда Лара Хансен (Lara Hansen), экотоксиколог по образованию, начала работать над этой темой для Всемирного фонда дикой природы. Хансен и её коллеги шутили, что все мировые эксперты по адаптации и исследователи «могут поместиться в лифте». Но вскоре область начала расти как грибы. Во-первых, стало ясно, что выбросы не снижаются, особенно после того, как администрация Джорджа Буша-младшего объявила в 2001 году, что она не будет выполнять Киотский протокол, ещё одно международное соглашение, побуждающее страны ограничить выбросы углерода в атмосферу.  
Бездействие президента помешало международным переговорам; отчасти в результате того, что когда Организация Объединенных Наций заключила ещё один договор под названием Марракешские соглашения, в них было включено гораздо больше вопросов адаптации, чем в прошлом. Если бы США продолжали выбрасывать в небо углерод без ограничений, то всему миру пришлось бы приспосабливаться в гораздо большем числе аспектов.  
Но экологические группы по-прежнему часто не решались вникать в эту тему — упущенная возможность, считает Хансен. «Я давно говорила, что адаптация — это лекарство, открывающее путь к смягчению последствий. Потому что, как только вы видите, насколько большой будет проблема для вашего сообщества и как сильно придётся изменить ваш образ жизни, — говорит она, — внезапно вы начинаете думать: «Ну, это отстой. Было бы чертовски проще прекратить выбрасывать углекислый газ в атмосферу». 
В 2006 году в бальном зале отеля во Флориде она провела семинар на тему о сохранении коралловых рифов для нескольких сотен человек, включая коммерческие рыболовные компании и туристические предприятия, которые не были так хорошо знакомы с последствиями изменения климата. В тот вечер в местном театре организаторы семинара показали документальный фильм Эла Гора о климате «Неудобная правда» и показали видео, имитирующее будущие наводнения на юге Флориды. «Я навела его на Флорида-Кис, — вспоминает Хансен, — и можно было видеть, что с двухметровым подъёмом уровня моря и ураганным штормовым нагоном первой категории единственное, что всё ещё оставалось на Флорида-Кис, — это пара автодорожных мостов и кладбище Ки-Уэст. Зрители попросили её повторить это три раза. После этого, по словам Хансен, она слышала, что люди в регионе проявляют гораздо больший интерес к усилиям по смягчению последствий.  
В последующие годы ряды специалистов по адаптации продолжали расти в геометрической прогрессии. В 2008 году Хансен стал соучредителем организации под названием EcoAdapt, информационного центра отчётов и уроков по адаптации, а также собирающего экспертов со всей страны. Когда администрация Обамы потребовала от федеральных агентств разработать планы адаптации, это побудило множество других учреждений сделать то же самое. «На самом деле это то, что, вероятно, заставило больше штатов и местных органов власти задуматься об этом, чем что-либо ранее», — говорит Хансен. 
Но работа по адаптации, вероятно, всё ещё страдает от некоторых ограничений, которые она имела в начале. Инфраструктура, например, строится медленно, а отставание в понимании и принятии означает, что планировщики не обязательно успевают. Бертон отметил, что некоторые железные дороги в Соединенном Королевстве были плохо приспособлены для того, чтобы выдержать недавнюю жару. «Железнодорожные линии были спроектированы с учётом того климата, каким он был в течение последних 50 лет», — посетовал он, а не того климата, который сейчас и каким он станет.  
Более того, поскольку смягчение последствий и адаптация были разрознены, проекты, направленные на сокращение выбросов, иногда не подходят для работы в условиях повышенной жары, штормов или паводков. Например, если плотина построена так, чтобы получать больше электроэнергии от гидроэлектроэнергии и меньше от ископаемого топлива, она может выйти из строя, если засуха и уменьшающийся снежный покров сделают течение реки более слабым. Более того, в некоторых местах плотина может увеличить популяцию малярийных комаров и стать смертельной для семей, живущих поблизости. 
Плохо разработанный адаптационный проект может усугубить человеческое страдание, а не облегчить его. В результате многие исследования в области адаптации в настоящее время имеют прочную этическую и практическую основу, базирующуюся на изучении уязвимости человека. Те, кто страдает от бедности, нестабильности, проблем со здоровьем, дискриминации, плохих жилищных условий и ряда других проблем, обычно первыми ощущают на себе всю тяжесть любого дополнительного тепла, стресса или стихийного бедствия. И если не принять во внимание наиболее уязвимых людей и места, это может поставить под угрозу здоровье и безопасность всех остальных.  
На международном уровне политики и эксперты по-прежнему игнорируют важные вопросы о том, как помочь уязвимым слоям населения адаптироваться ради коллективного благополучия других людей на планете. Что происходит, когда огромные регионы или даже целые страны должны собираться и переезжать? Как это может вызвать политическую нестабильность повсюду или нарушить глобальное снабжение продовольствием?  
На заднем плане всё ещё раздаются голоса, настаивающие на том, что только адаптация может справиться с нашим нынешним безудержным кризисом — обычно это исходит от «сверхпривилегированных белых людей», шутит Шиппер. Датский статистик и политолог Бьорн Ломборг (Bjorn Lomborg) уже давно настаивает на том, что люди легко адаптируются ко всему, что их ждёт впереди, каким бы экстремальным оно ни было. В частых колонках Wall Street Journal Ломборг часто критикует экологов, учёных-климатологов и их выводы. В одном из комментариев появляются такие высказывания, как «Для предотвращения рисков наводнений адаптация намного эффективнее, чем регулирование климата», и «Люди прекрасны, хорошо адаптируются к окружающей среде, даже если она меняется. Имейте это в виду, когда увидите ещё один тревожный заголовок о климатических катастрофах».  
Хансен, посвятившая уже два десятилетия изучению стратегий адаптации, называет такие аргументы «явно нелепыми».  
«К бесконтрольному изменению климата невозможно адаптироваться — например, мы настолько коренным образом изменим ландшафт планеты, что это будет невозможно». 

Разумное управление рисками требует рассмотрения сценариев от «плохого» до «наихудшего». Тем не менее, для изменения климата такое потенциальное будущее плохо изучено. Может ли антропогенное изменение климата привести к всемирному социальному коллапсу или даже к вымиранию человечества? В настоящее время это опасно малоизученная тема. В то же время есть достаточно оснований подозревать, что изменение климата может привести к глобальной катастрофе. Анализ механизмов этих экстремальных последствий может помочь стимулировать действия, повысить устойчивость и информировать политиков, включая меры реагирования на чрезвычайные ситуации. Авторы обрисовывают в общих чертах современные знания о вероятности экстремальных изменений климата, обсуждают, почему важно понимать самые разные опасные случаи, формулируют причины для беспокойства по поводу катастрофических результатов, определяют ключевые термины и выдвигают программу исследований. Предлагаемая повестка дня охватывает четыре основных вопроса: 1) Какова вероятность того, что изменение климата вызовет массовые вымирания? 2) Какие механизмы могут привести к массовой смертности и заболеваемости людей? 3) Какова уязвимость человеческих сообществ к каскадам рисков, вызванных изменением климата, таких как конфликты, политическая нестабильность и системный финансовый риск? 4) Как можно с пользой синтезировать эти многочисленные доказательства — вместе с другими глобальными опасностями — в «комплексную оценку катастрофы»? Научному сообществу пора заняться проблемой лучшего понимания катастрофического изменения климата.

Изменение климата влияет практически на всю морскую жизнь. Стратегии адаптации потребуют чёткого понимания рисков для видов и экосистем и того, как они распространяются на человеческие сообщества. Авторами разработан единый и пространственно подробный индекс, дающий всестороннюю оценку климатических рисков для морской жизни. В условиях интенсивных выбросов (сценарий SSP5-8.5) почти 90% из примерно 25 000 видов подвержены значительному или критическому риску, при этом виды подвержены риску в 85% мест их естественного распространения. Одна десятая часть океана содержит экосистемы, в которых совокупный климатический риск, эндемизм* и угроза исчезновения составляющих их видов высоки. Изменение климата представляет наибольший риск для эксплуатируемых видов в странах с низким доходом и высокой зависимостью от рыболовства. Смягчение выбросов (сценарий SSP1-2.6) снижает риск практически для всех видов (98,2%), повышает стабильность экосистем и приносит несоразмерную пользу населению, испытывающему нехватку продовольствия, в странах с низким уровнем дохода. Такая оценка климатических рисков может помочь определить приоритетность уязвимых видов и экосистем для адаптированных к климату усилий по сохранению морской среды и управлению рыболовством. 

Доступность воды играет решающую роль в формировании наземных экосистем, особенно в регионах, расположенных в низких и средних широтах. Чувствительность роста растительности к осадкам сильно регулирует глобальную динамику растительности и её реакцию на засуху, однако изменения чувствительности в ответ на изменение климата остаются плохо изученными. Авторы использовали долгосрочные спутниковые наблюдения в сочетании с методом динамического статистического обучения для изучения изменений чувствительности зелени растительности к осадкам за последние четыре десятилетия. Наблюдается сильное увеличение чувствительности к осадкам (0,624% год^-1) для засушливых районов и снижение (-0,618% год^-1) для влажных регионов. Используя моделирование, авторы показали, что контрастные тенденции между сухими и влажными регионами вызваны повышенным содержанием CO₂ в атмосфере. Это повышение содержания CO₂ повсеместно снижает чувствительность к осадкам за счёт уменьшения транспирации на уровне листьев, особенно во влажных регионах. Однако в засушливых районах снижение транспирации на уровне листа компенсируется в масштабе кроны большим пропорциональным увеличением площади листа. Повышенная чувствительность глобальных засушливых земель предполагает потенциальное снижение стабильности экосистем и усиление воздействия засух на эти уязвимые экосистемы в условиях продолжающихся глобальных изменений. 

 Межгодовая изменчивость атлантической внутритропической зоны конвергенции влияет на гидрологические циклы, экстремальные погодные явления, экосистемы, сельское хозяйство и средства к существованию в странах атлантического побережья. Она может испытывать межгодовые экстремальные колебания, перемещаясь на сотни километров на север во время бореальной весны, вызывая сильные засухи в центрально-восточной части Амазонки и наводнения в северной части Южной Америки. Как эта межгодовая изменчивость отреагирует на глобальное потепление, пока неизвестно. Здесь, используя самые современные климатические модели в рамках сценария с высоким уровнем выбросов, авторы прогнозируют более чем двукратное увеличение экстремальных колебаний на севере. Это увеличение с одного события за 20,4 года в ХХ веке до одного события за 9,3 года в ХХI веке подкрепляется средним изменением температуры поверхности моря с более быстрым потеплением к северу от экватора. Дифференциал потепления способствует увеличению частоты экстремальных колебаний, поскольку внутритропическая зона конвергенции ​​следует за максимальной температурой поверхности моря. Вывод свидетельствует о значительном увеличении числа сильных засух/наводнений, вызванных колебаниями внутритропической зоны конвергенции, в странах атлантического побережья.