ООН, 13 дек – РИА Новости. Россия считает неприемлемым проект резолюции Нигера и Ирландии по климату и безопасности, заявил на заседании СБ ООН постпред РФ при организации Василий Небензя.

В понедельник Россия наложила вето на этот проект, против него также голосовала Индия. Китай при голосовании воздержался. Остальные члены СБ ООН голосовали за резолюцию. "Для России распространенный проект резолюции по климату и безопасности неприемлем", - сказал Небензя.

В число соавторов резолюции вошли еще 113 стран. Россия неоднократно скептически высказывалась в СБ ООН о связи между проблемой изменения климата и конфликтами.

По словам Небензи, принятие резолюции стало бы миной замедленного действия, которая позволила бы включать в повестку заседаний СБ ООН любую страну, "если она кому-то покажется неугодной". "Повод найти будет легко. Проблемы из-за климата ощущаются по всему миру", - пояснил постпред РФ.

Небензя подчеркнул, что реальные климатические исследования – прерогатива ученых. "Поручать политическим сотрудникам наспех делать некие выводы, которые приведут к вмешательству во внутренние дела, проще, чем укреплять систему мониторинга и раннего реагирования на стихийные бедствия в развивающихся странах без политической подоплеки", - указал он.

Авторы проекта заявляют, что "Совет безопасности неоднократно подчеркивал необходимость того, чтобы ООН, региональные организации и государства-члены принимали во внимание… воздействие неблагоприятных последствий изменения климата на их деятельность, программы и стратегии" в странах. Речь, в частности, идет о регионе бассейна озера Чад, Сомали, Дарфуре, Южном Судане, Мали, Демократической Республике Конго, а также Западной и Центральной Африке, Кипре и Ираке.

Как отмечается в тексте, СБ ООН намерен принять во внимание стратегии урегулирования конфликтов, включающие информацию о последствиях изменения климата для ситуации в сфере безопасности. В проекте также говорится, что СБ ООН просит генерального секретаря организации "включить во всеобъемлющие стратегии предотвращения конфликтов ООН в качестве центрального компонента риски для безопасности, связанные с климатом".

Согласно тексту, СБ ООН также просит генсека представить доклад о воздействии изменения климата на безопасность. В проекте отмечается, что СБ ООН призывает к разработке онлайн-платформ, предоставляющих государствам ООН доступ в реальном времени к климатическим данным. Согласно тексту, Совбез призвал бы специальные политические миссии и миротворческие операции ООН учитывать последствия изменения климата для безопасности в своих оценках и деятельности по предотвращению конфликтов.

 

Ссылка: https://ria.ru/20211213/oon-1763531615.html

 

 

 

Ученые Университете Иллинойса в США обнаружили, что тундровые пожары, которые участились в последние годы, ускорили разрушение вечной мерзлоты в Арктике. Об этом сообщается в статье, опубликованной в журнале One Earth.

Исследователи проанализировали спутниковые и аэроснимки арктической Аляски, охватывающие семь последних десятилетий, чтобы рассчитать темпы формирования термокарстов. Термокарсты возникают при оседании почвы и грунта в результате вытаивания подземного льда, которое должно усиливаться при потеплении. Моделирование на основе машинного обучения позволило оценить относительный вклад в этот процесс климатических изменений, тундровых пожаров и особенностей ландшафта.

Частота появления термокарстов в арктической Аляске увеличилась на 60 процентов начиная с 1950-х годов. Несмотря на то что основным фактором было изменение климата, тундровые пожары сыграли непропорционально большую роль. В затронутой огнем тундре термокарсты стали встречаться в девять раз чаще. В целом пожары охватили лишь 3 процента арктического ландшафта, но отвечают за 10,5 процента термокарстов.

Как заключают авторы работы, в совокупности их результаты предполагают, что изменение климата и лесные пожары будут совместно ускорять появление термокарстов по мере глобального потепления в этом столетии.

 

Ссылка: https://lenta.ru/news/2021/12/13/arctic/

При таянии вечной мерзлоты на так называемых едомах — возвышенностях Восточной Сибири, богатых органическим материалом, — выделяется большое количество чрезвычайно активного парникового газа — закиси азота N₂O. Такой вывод сделали финские, российские и немецкие ученые, опубликовавшие соответствующую статью в журнале Nature Communications.

Едомные возвышенности занимают территорию, исчисляемую миллионами квадратных километров в Северном полушарии, и считаются источником сразу нескольких парниковых газов — в основном метана. Выбросы закиси азота прежде не вызывали сильного беспокойства. Закись азота обычно производится микробами в почве. И хотя этого газа в атмосфере не так много, как углекислого газа и метана, он оказывает гораздо более значительное влияние на повышение глобальных температур: в этом смысле его действие почти в 300 раз превосходит эффект от углекислого газа.

Исследователи из Университета Восточной Финляндии вместе с коллегами из других стран изучили долины рек Лена и Колыма на северо-востоке Сибири и обнаружили, что по мере таяния вечной мерзлоты по краям рек выделяется в 10-100 раз больше закиси азота, чем обычно ожидается при таянии вечной мерзлоты. Дело в том, что по мере оттаивания почвы популяции микробов, продуцирующих N₂O, растут, а популяции микробов, потребляющих N₂O, наоборот, сокращаются. Это приводит к изменениям во всем азотном цикле и означает, что все большее количество закиси азота выводится наружу. Хотя выбросы закиси азота из тающей вечной мерзлоты поначалу росли весьма медленно, за последние десятилетия они стали быстро увеличиваться.

 

Ссылка: https://www.gazeta.ru/science/news/2021/12/13/n_17003911.shtml

 

 

Президент РАН рассказал, как будут приоткрывать предприятия закрытых городов

Общее собрание РАН в этом году пройдет в очно-заочном формате — пандемия накладывает свои особенности на жизнь академии. Коронавирусу будет посвящена и основная часть научных докладов, которые прозвучат 14–15 декабря. Однако другие вопросы, касающиеся зарплат, оттока из страны молодых ученых и способов их возвращения, тоже пока никто не отменял. Тема справедливости стала, пожалуй, основной в нашей беседе с президентом РАН Александром Сергеевым накануне ОС. Поговорили мы также и о магнетизме науки, о ее «светлых» и «темных» территориях.

Зарплату по зиме считают

— Александр Михайлович, знаю, что формирование зарплат ученых уже несколько лет не входит в компетенцию Российской академии наук, но все-таки интересно, что вы об этом думаете? Решен ли уже окончательно вопрос с распределением фонда заработной платы среди научных сотрудников? Им увеличили оклады до 200 процентов от средней заработной платы по региону, как того требовал президент страны?

— Здесь, в принципе, все понятно: речь шла не о минимальной бюджетной ставке отдельно взятого научного сотрудника (как поначалу решили многие), а о средней зарплате по институту. В институте, как и в целом в науке по стране, кто-то получает больше 200 процентов, кто-то меньше, а в целом выходит так, как требовал президент.

— Получается, что указ гаранта сыграл на руку только начальству, а рядовые сотрудники 200-процентной прибавки не увидели?

— Давайте не будем называть тех, кто получает больше, начальством. Это не директора и не их заместители — те в статистике научными сотрудниками даже и не считаются. Речь в основном идет о ведущих докторах наук, которые в значительной степени обеспечивают себя грантами, хоздоговорными работами. Конечно, они получают больше, чем рядовой младший научный сотрудник.

Я еще раз напоминаю, 200 процентов — это не одно бюджетное финансирование от министра науки. Это суммарное финансирование — от министра, от хоздоговора с какой-нибудь крупной компанией, плюс то, что ученый выиграл грант, например, в РНФ (Российском научном фонде. — Авт.). Это все, просуммированное по институту, поделенное на число научных сотрудников, работающих на полной ставке, и должно дать 200 процентов по региону.

— Это ли имел в виду Путин в 2012 году, когда издавал указ об увеличении зарплаты ученым, педагогам и медицинским сотрудникам в два раза?

— Я не думаю, что там обсуждались детали реализации. Речь шла, конечно, о подъеме до 200 процентов средней зарплаты по институту. В целом мера правильная и, в контексте нашего разговора, справедливая. Но как только дело доходит до распределения в конкретном коллективе, часть работников воспринимает ее как относительно несправедливую. И это не только в научном коллективе.

В поселке Нижегородской области, где у меня дом, по соседству живет учительница начальной школы. Так вот, в зависимости от средней зарплаты по региону в школе средняя зарплата должна составлять 35 тысяч рублей. Время от времени у нас происходит разговор. «Скажите, — говорю я, — 35 тысяч — это же много для нижегородской деревни, где люди и за 20 тысяч зарплаты сражаются?» Но оказалось, она их не получает — что-то около тех же 20 тысяч, работая на полной ставке. Так и в науке — большая часть ученых разводит руками и говорит — мы не получаем обещанных 200 процентов, а меньшая часть людей получает и побольше, но молчит.

— Разве это правильно?

— Слушайте, ну, всеобщей справедливости не может быть, да и не должно быть. Это задача администрации института — заботиться о справедливом распределении зарплат внутри и разъяснять решения сотрудникам.

— То есть этот вопрос уже окончательно закрыт, всем все разъяснили?

— Основная проблема осталась только в регионах, где научный народ не очень понимает, почему при равной компетенции за работу одного уровня с москвичами они должны получать в два раза меньше (ведь им прибавили до 200 процентов от средней заработной платы по их региону, а это, к сожалению, очень сильно отличается от московских зарплат). Научная продукция должна оцениваться не по региональным, а по федеральным меркам.

— Вы сейчас что-то делаете для того, чтобы нивелировать это неравенство?

— Пока по регионам эта задача не решается.

— Что мешает?

— Давайте лучше поговорим про опосредованные решения для этой задачи. К примеру, только в регионах сейчас создаются научно-образовательные центры (НОЦы). Это дополнительный канал федерального финансирования плюс возможность привлекать средства от региональной промышленности. В ближайшее время, я надеюсь, руководители регионов получат наконец легальные возможности вкладывать средства местных бюджетов в науку и высшее образование. Конечно, по справедливости надо было бы, чтобы уже сегодня в том же Екатеринбурге или Новосибирске научные сотрудники получали бы не по 200% от средней зарплаты по региону, а, к примеру, 300, но этого нет.

— А вы считаете, что должно быть?

— Конечно! Я не понимаю, почему в новосибирском Академгородке — сильнейшем научном центре страны — люди должны получать меньше, чем москвичи.

Даешь молодежь!

— Вот потому и жалуются молодые ученые президенту страны на маленькие зарплаты, как сделала в начале этого года Анастасия Проскурина из Новосибирска. А не дождавшись повышения, уезжают за границу.

— Что касается молодежи, у них сейчас появилось много возможностей для получения дополнительного финансирования. Одна из них — участие в различных программах и конкурсах. Есть президентские стипендии для молодых ученых, есть гранты.

— То есть — не ленись, и гранты тебе обеспечены?

— Да. Есть еще и аспирантские стипендии. Понятно, что базовая стипендия у аспиранта от министерства — в районе 8 тысяч... Но вот взять, к примеру, Сколтех (Сколковский институт науки и технологий. — Авт.). Там аспиранты получают стипендию по 85 тысяч рублей. Есть еще один пример — создающийся в Сарове Национальный центр физики и математики. В нем заинтересован «Росатом», который готов платить по 55 тысяч рублей магистрам и еще больше — аспирантам. Это как раз говорит о том, что за высокую стипендию надо конкурировать.

— Но вы привели всего два положительных примера, а этого очень мало на такую огромную страну, как Россия. Тем более что по «Сколково» имеются далеко не однозначные мнения относительно научных работ.

— Существует расхожее мнение, что у «Сколково» результатов мало? Вы спросите об этом Александра Кулешова — ректора Сколтеха. Он вам прочитает интересную лекцию о науке в «Сколково». Он недавно подарил мне один из номеров журнала Nature, часть которого в связи с 10-летием Сколтеха была посвящена достижениям российских ученых. Так что кто как смотрит... К тому же не секрет, что в «Сколково», или точнее — в Сколтехе, в котором имеется самое современное оборудование, есть сборные команды, там пользуются услугами ученых, которые работают в разных местах и имеют двойные или тройные аффилиации.

— Какие работы Сколтеха вы могли бы отметить как физик?

— Там, например, есть передовое направление, связанное с цифровым проектированием новых материалов, там неплохо представлен искусственный интеллект.

— Но в других вузах, некоторые из которых даже возглавляют национальный рейтинг, тоже развиваются эти направления, почему же такая разница в стипендиях?

— Давайте возьмем для примера другой институт — Высшую школу экономики. Это сильный институт? Очень сильный, по-моему! Кроме того, что он в свое время выстроил хорошие отношения с заказчиками работ, он является подведомственным институтом при правительстве и имеет от него прямое финансирование. Насколько я знаю, у них даже по Москве уже не 200 процентов зарплата, а 300. Это очень хороший уровень работы, который говорит о том, что ВШЭ востребована. Причин тому может быть несколько — сильное руководство, особое внимание власти. Вот и «Сколково» создавалось как некая наша витрина, как институт, который должен конкурировать на международном поле. Потому, видимо, и появились разного рода преференции.

— И все-таки одного-двух институтов очень мало для того, чтобы остановить утечку мозгов из страны.

— Опять вы о справедливости... Всем сестрам по серьгам — это конечно, хорошо. Но ведь студенты перемещаются не только из Москвы за границу, но также и в Москву из регионов, которые чахнут. Спрашивается — это оптимальная модель развития страны? Есть, конечно, по этому поводу дискуссия. Кто-то резко против этого, а другие говорят: для того чтобы ученые не уезжали за рубеж, пусть хоть Москва их задержит. В Москве в ряде вузов — лучшие условия для работы. А если все будут на среднем уровне, кто тогда останется даже в Москве? Как можно уйти от такой миграции ученых в свободном обществе? Сегодня все ищут для себя лучшие условия для работы и жизни.

— То есть идет постепенный отток — из регионов в Москву, из Москвы — на Запад?

— Несомненно. Вектор утечки молодых мозгов все еще направлен на Европу.

— Есть ли способы прекратить этот процесс?

— Люди остаются, когда их что-то притягивает. В науке в первую очередь должна быть интересная работа. Нормальные условия для жизни, определенный уровень благосостояния для многих уже — второй вопрос. То есть мы должны предлагать яркие региональные якорные проекты, создавать институты, лаборатории, которые сдержат эту волну. Это понимают все, но это трудновыполнимо.

Магнетизм науки

— Можете ли вы сегодня назвать уже существующие «якоря» для молодых ученых?

— Если взять Сибирское отделение РАН, я бы выделил Новосибирск и Томск, где существуют десятки ведущих институтов. Это два исторически сложившихся научных центра высшего уровня. На особом уровне стоят и Иркутск с Красноярском. Иркутская наука, с одной стороны, в основном спроецирована на Байкал, его экологические проблемы. Но есть здесь и один проект, который задумывался как один из первых проектов мегасайенс в стране — это Гелиофизический центр, который там начал строиться. У него — несколько площадок на территории области и в Бурятии, на которых уже частично поставлено оборудование для мониторинга состояния Солнца и солнечно-земных связей.

Красноярский край у нас выделяется серьезной космической тематикой благодаря расположенному в Железногорске предприятию ИСС им. Решетнева — предприятия, ответственного за создание системы ГЛОНАСС и других спутников. Там очень серьезная школа, которая готовит хорошие кадры для космической промышленности. Есть в Красноярском научном центре еще одно ведущее направление — изучение лесов, о котором все говорят сейчас в связи с депонированием углерода. Его возглавляет Институт леса.

Интересно, но иногда мы наблюдаем притяжение ученых в самые неожиданные точки. К примеру, трудно было предположить, что численность ученых будет расти в Якутии. Кроме того, там наблюдается рост местного населения за счет хорошего уровня рождаемости и людей, которые приезжают туда на добывающие предприятия.

— А за счет чего растет численность ученых?

— Якутские ученые очень активны в науке и образовании. За счет этого их Северо-Восточный федеральный университет им. Амосова оказался во главе НОЦа, координируя деятельность коллег из Якутии, Камчатки, Магадана, Сахалина и Чукотки.

Ну и, конечно, людей привлекают в Якутию суперинтересные проекты по изучению вечной мерзлоты и ее деградации, по «оживлению» мамонта. Конечно, реалистичность планов по мамонтам вызывает вопросы, но есть, к примеру, и обнадеживающие проекты. К примеру, несколько лет назад наши ученые извлекли из мерзлоты семена растений, запасенные сусликом, жившим более 30 тысяч лет назад, и их удалось вернуть к жизни. Есть в наукограде Пущино лужайки, засаженные этой древней травой. Не так давно были успешные работы по оживлению первых животных — червей-нематод, добытых из вечной мерзлоты, возрастом несколько десятков тысяч лет.

Мегасайенс за рубежом

— Это все очень интересно. Если на исследование вечной мерзлоты и «оживление» семян фонды выделяют гранты, почему буксуют другие не менее важные проекты? К примеру, до сих пор не заработал в полную силу главный оптический телескоп нашей Специальной астрофизической обсерватории РАН в Карачаево-Черкесии?

— Года три назад нам вернули из Лыткарина (Лыткаринский завод оптического стекла (ЛЗОС). — Авт.) после восстановления большое зеркало этого телескопа. Но при монтаже выяснилось, что есть все-таки дефект в его геометрии. Надеялись, что погрешности могут быть устранены последующей обработкой полученного изображения или при помощи адаптивных, дополнительных зеркал.

— То есть новой реконструкции этого зеркала уже не будет?

— Обсуждается реконструкция на заводе в Лыткарине.

Ну а с другой стороны, не у каждой страны есть свои уникальные установки. Астрофизический инструментарий с уникальными параметрами лучше делать вскладчину в Чили или на Гавайях, где астроклимат существенно лучше нашего.

— Да, но наши ученые так и не стали, к примеру, членами ESO (Европейской южной обсерватории) в отличие от других 17 стран. Таким образом их лишили возможности работать на «Очень большом телескопе» (Very Large Telescope), появившемся у этой обсерватории в Чили и имеющем наибольшую разрешающую способность среди всех оптических телескопов мира.

— Это вопрос участия страны в проекте, взносы в который исчисляются в сотнях миллионов долларов.

— Насколько я знаю, от нас требовалось найти 150 млн долларов...

— Это сумма для вступительного взноса, ежегодные взносы затем — еще около 10 миллионов.

Правда, как правило, значительная часть этих денег остается в стране-участнице на изготовление оборудования для обсерватории.

Когда встает вопрос нашего участия в том или ином крупном проекте, всегда идут споры: что важнее. В свое время мы «вошли» в ЦЕРН (Европейскую организацию по ядерным исследованиям, обладающую Большим адронным коллайдером. — Авт.). Но в мире есть много других установок класса мегасайенс, в которых нам также хотелось бы участвовать. Начинается конкуренция между учеными...

Сейчас мы рассматриваем вопрос вхождения в группу исследователей современного детектора нейтрино в Японии — «Гипер-Камиоканде». За это ратуют представители физики высоких энергий. Ежегодный взнос туда предполагается в размере около миллиона долларов....

— Как определяется приоритетность входа в тот или иной зарубежный проект? Кто решает, что для нашей науки актуально, а что — не очень?

— Формально — Министерство науки, но инициатива может исходить с разных сторон.

Таким образом, решение по детектору нейтрино сейчас зреет, а с Южной европейской обсерваторией пока ждем. Но это не значит, что мы на ней совсем не можем работать. Отдельные институты имеют возможность ставить там свои эксперименты, участвуя в объявленных международных конкурсах, доказывая, что те или иные наблюдения звездного неба интересны не только им, но и другим странам. Так работают сейчас на ESO Институт прикладной физики РАН, Институт космических исследований РАН и другие.

— Какие еще мегасайенс установки за рубежом привлекают наших ученых?

— Я бы выделил европейский проект «Инфраструктура экстремальных световых полей», базирующийся в Чехии, Венгрии и Румынии. Это три сверхмощных лазера. У них разные предназначения, но все три объединены одной идеей — их приоритет не энергия в лазерном импульсе, а световая мощность и яркость. У нас в России тоже строится подобный лазер XСЕLS. Длительность действия его импульса — всего около 10 фемтосекунд, но сам луч, бьющий в мишень, обладает сверхвысокой интенсивностью, что позволяет получать новую физику: в вакууме при фокусировке таких полей можно генерировать вещество-антивещество, создавать экстремальные состояния вещества с ранее не изученными свойствами.

Как отделить «темную» часть от «светлой»

— Александр Михайлович, а как обстоят дела с более энергетическим, мегаджоульным лазером, который уже несколько лет строится в Сарове?

— Вы — о лазерной установке нового поколения? Пока начало ее эксплуатации отнесено на вторую половину десятилетия. Ее основа — 10-метровая сферическая камера, в которую будут направлены 190 (!) лазерных лучей для достижения условий для термоядерного взрыва, уже готова и опережает проект в целом. Американский аналог — лазер NIF в Ливерморе уже работает около 10 лет. Частично он используется для военной программы по моделированию термоядерной бомбы, частично — для создания нового источника энергии. Такие же установки уже есть во Франции и Китае.

— Лазерная установка в Сарове могла бы стать российским проектом мегасайенс, к которому притягивались бы ученые из нашей страны и из-за рубежа?

— В принципе, да. Нечто подобное делается сейчас на NIF: есть уникальная установка по закрытой тематике, которая на какое-то время отдается для экспериментов по открытой тематике. До 2014 года мы почти успели договориться с американцами по взаимному использованию установок в атомных центрах с целью проведения гражданских экспериментов. Но после 2014 года, как вы знаете, время нашего братания с американцами закончилось и все программы остановились.

— Центр физики и математики в Сарове должен стать еще одной попыткой создать похожую открытую зону?

— Безусловно. Этот совместный проект Росатома, РАН и МГУ — интересная и сильная идея. Есть закрытые города — Саров и Снежинск, однако молодежь едет работать в них не очень охотно, потому что работа там сопряжена с определенными ограничениями в плане будущих путешествий. Идея отделить «темную», закрытую часть тематики таких городков от «светлой», приоткрыть на предприятиях этих городков то, что можно, для гражданской тематики, высказывалась давно, еще в 90-е годы.

— Что, если гражданские ученые подглядят в наших научных комплексах что-то секретное?

— Это вопрос правильной организации работы. Имеющиеся уникальные установки должны работать и на открытую науку. А потом, вы же сами понимаете, что «темная» часть науки будет относительно сокращаться в объемах по мере «взросления» человечества, хоть текущий политический момент и не внушает большого оптимизма.

— Чем могут быть интересны для гражданских ученых закрытые установки в Сарове?

— Мощный лазер может быть использован для моделирования процессов в звездах и планетах — так называемая лабораторная астрофизика. Генератор сверхсильных магнитных полей интересен для изучения характеристик новых материалов и микроструктур. На высокопроизводительном суперкомпьютере можно создавать цифровые двойники и системы доверенного искусственного интеллекта. Для тестирования радиационной стойкости приборов в космических условиях будет создан уникальный ускоритель различных ионов. Одновременно такой ускоритель — мечта для медиков, которые лечат онкологию облучением ионами. Для адронной терапии в зависимости от локализации опухоли необходимы разные сочетания ионов — пожалуйста, приезжайте и работайте.

Надо понимать, что времена сейчас изменились, основная борьба в мире идет не за военный паритет — он, благодаря в том числе нашей науке, обеспечен, а за паритет в области новых технологий. Мы должны создавать такие центры, которые будут генерировать знания и вбрасывать в жизнь новые технологии.

 

 Ссылка: https://www.mk.ru/science/2021/12/13/aleksandr-sergeev-temnaya-storona-nauki-budet-sokrashhena-v-obemakh.html

 

 

 

Вручение премий традиционно сопровождалось чтением лекций нобелевскими лауреатами. Как известно Нобелевская премия по физике в 2021 году была присуждена за «новаторский вклад в понимании комплексных физических систем». Сюкуро Манабе и Клаус Хассельман удостоились Нобелевской премии за «физическое моделирование климата Земли». В свою очередь Джорджио Париси получил награду "За открытие взаимодействия беспорядка и флуктуаций в физических системах от атомных до планетарных масштабов". Чтение лекций в этом году прошло в режиме видеоконференций. С содержанием выступлений нобелевских лауреатов по физике за 2021 г. можно ознакомиться по нижеприведённой ссылке.

Ссылка: https://www.nobelprize.org/prizes/physics/2021/hasselmann/lecture/

 

С учётом беспрецедентных темпов глобального потепления в последние десятилетия, вопрос о том, является ли антропогенное изменение климата необратимым, становитсяочень важным.Основываясь на идеализированном увеличении концентрации CO2 до 1468 ppm и экспериментах с симметричной моделью снижения, авторы показали, что внутритропическаязона конвергенции не реагирует линейно на воздействие CO2, но демонстрирует сильное гистерезисное поведение.В то время как местоположение внутритропической зоны конвергенции минимально меняется во время периода нарастания содержания СО2, она резко перемещается на юг, как только начинает снижаться концентрация СО2, и её центр в конечном итоге находится в Южном полушарии во время периода спада.Такой гистерезис внутритропической зоны конвергенции связан с задержками в глобальном обмене энергией между тропиками и внетропической зоной.Запаздывающий обмен энергией объясняется двумя различными гистерезисными характеристиками атлантической меридиональной термохалиннойциркуляции и более медленным потеплением / охлаждением в Южном океане.Авторы также предположили, что гистерезис внутритропической зоны конвергенции может приводить к гистерезису в региональных гидрологических циклах.

Ссылка: https://www.nature.com/articles/s41558-021-01211-6

 

 

Cессия, посвященная тематическому месяцу Года науки и технологий «Август. Климат и экология», прошла на площадке Конгресса молодых ученых. Участниками дискуссии стали ученые, представители бизнеса, университетов и научных организаций, эксперты в области климатологии. На встрече обсудили проблемы изменения окружающей среды.

Советник Президента Российской Федерации, специальный представитель Президента по вопросам климата Руслан Эдельгериев отметил, что экология имеет первостепенное значение для всех сфер жизни.

«Мы видим спекуляцию на теме изменения климата и политизацию этого процесса. Для того чтобы предупреждать возможные фальсификации, во главе угла при изучении вопроса должна стоять наука», — поделился мнением Руслан Эдельгериев.

Советник Президента РФ напомнил, что в 2021 году Владимир Путин подписал указ о создании Федеральной научно-технической программы в области экологического развития и климатических изменений до 2030 года, обеспеченной финансовыми ресурсами в размере 34 млрд рублей.

Глава Минобрнауки России Валерий Фальков отметил вклад университетов и академических институтов в решение задач, связанных с вопросами зеленой энергетики и декарбонизации экономики.

По его словам, за последние годы у экспертного сообщества в области климата и экологии сформировался запрос на создание национальной недискриминационной системы мониторинга парниковых газов.

«В мире такие системы формируются в Европе, Северной Америке и Китае, и нашей стране она нужна в равной степени. Поэтому в Год науки и технологий Министерство науки и высшего образования РФ запустило пилотный проект по созданию карбоновых полигонов, которые направлены на решение трех задач: сбор достоверных данных об углеродном балансе разных типов экосистем и создание единой базы таких данных, постройку карбоновых ферм, которые обеспечат повышенную секвестрацию углекислого газа из атмосферы, и подготовку кадров для сферы климата», — рассказал Валерий Фальков.

Глава ведомства добавил, что в этом году начали работать карбоновые полигоны в 9 регионах. Это Калининградская область, Московская область, Краснодарский край, Чеченская Республика, Тюменская область, Новосибирская область, Свердловская область, Сахалинская область, Республика Татарстан. В ближайшее время сеть полигонов будет расширена до 16 регионов. Важно, что все полигоны создаются на принципах частного и государственного партнерства, то есть средства на их создание поступают не только из госбюджета, но и от бизнес-компаний.

Министр отметил необходимость охватить мониторингом разные типы экосистем и ландшафтов. Для этого российские исследователи используют три метода измерений потоков парниковых газов  — наземные измерения, использование беспилотных летательных аппаратов и дистанционное зондирование земли. В совокупности все методы дают наиболее объективную оценку углеродного баланса, что способствует международному признанию полученных данных.

Доктор физико-математических наук, руководитель лаборатории в Институте океанологии им П.П. Ширшова РАН, член Экспертного совета по карбоновым полигонам Сергей Гулев заметил, что задачей программы является в том числе выделение наиболее репрезентативных ландшафтов и биомов для дальнейшего развития мониторинга.

Глава Минобрнауки России Валерий Фальков обратил внимание на то, что карбоновые полигоны помогут подготовить кадры для работы в сфере климата и экологии.

«Необходимо сформировать учебные планы и определить набор компетенций для специалистов, а также повысить квалификацию преподавателей. Кроме того, будут созданы новые магистерские программы. Мы рассматриваем полигоны еще и как площадки для просветительской деятельности, где студенты вне зависимости от направления подготовки и школьники смогут побывать и вживую узнать, что такое изменение климата и как это связано с местными ландшафтами», — акцентировал Министр.

Председатель Российского экологического общества Рашид Исмаилов также отметил значимость развития науки и образования в области экологии.

«Без научного сопровождения, новых образовательных программ и компетенций, кадрового обеспечения реализовывать климатическую политику практически невозможно. Все, что связано с экологией, так или иначе касается и научного сопровождения этих процессов», — пояснил эксперт.

Подводя итоги встречи, участники подчеркнули, что, несмотря на завершение Года науки и технологий, набранный темп развития климатической повестки в России должен сохраниться.

 

Ссылка: https://minobrnauki.gov.ru/press-center/news/?ELEMENT_ID=44822

 

 

 

 

Новый анализ показывает, что модели неточно отражают, как пресные поверхностные воды Арктики смешиваются с более глубокими водами, что способствует недооценке опреснения поверхности Арктики.

Поверхность Северного Ледовитого океана становится более пресной. По мере того, как изменение климата прогрессирует, сдвиги в таких процессах, как выпадение осадков и таяние льда, снижают солёность поверхностных вод Арктики, что может нарушить морские экосистемы и накопление углерода. Однако компьютерные модели, предназначенные для помощи в прогнозировании последствий изменения климата, не точно отражают реальные наблюдения солёности поверхности Арктики - и непонятно почему.

Новое исследование (Rosenblumetal., GeophysicalResearchLetters, https://doi.org/10.1029/2021GL094739, 2021) предполагает, что два поколения одной из наиболее широко используемых современных климатических моделей искажают смешение пресных поверхностных вод Арктики с более глубокими водами. Эта ошибка, по мнению авторов, способствует недооценке снижения солёности поверхности в регионе. 

Эти новые идеи явились результатом анализа результатов двух сложных моделей системы Земли, Модели системы Земли (CESM) версий 1.1 и 2, используемых, чтобы помочь учёным давать более качественные прогнозы. Исследователи использовали модели для оценки солёности канадского бассейна Северного Ледовитого океана в 1975 году и с 2006 по 2012 годы и сравнили эти оценки с реальными измерениями солёности для того же региона и в те же периоды времени. 

В отличие от предыдущих исследований, в которых изучалась недооценка солёности в Арктике, исследователи рассматривали сезонные изменения солёности, а не только годовые данные. Они использовали годичные наблюдения подо льдом, собранные учёными в 1975 году во время совместного эксперимента по динамике льда в Арктике, а также с помощью автоматических приборов, прикрепленных к морскому льду с 2006 по 2012 годы.

Анализ показал, что оценки обеих моделей не соответствовали наблюдениям. Хотя оценки точны для 1975 года, они переоценивают солёность с 2006 по 2012 годы. Чтобы выяснить, почему оценки модели не совпадают с наблюдениями, авторы сначала проанализировали, точно ли модели отражают сезонный объём морского льда и процессы, которые добавляют пресную воду в океан на его поверхности, включая тающий лед, речной сток и осадки. Они сочли эти оценки точными, предположив, что эти аспекты моделей не виноваты. 

Однако исследователи показали, что модельныерезультаты значительно отклоняются от наблюдений в отношении того, как пресные поверхностные воды смешиваются с более глубокими океанскими водами. В частности, модели переоценивают глубину перемешивания, и этот нереалистично глубокий диапазон перемешивания в конечном итоге способствует недооценке моделями солёности поверхности. 

По словам авторов, результаты этого исследования могут помочь в уточнении двух проанализированных моделей, а также других климатических моделей, чтобы они могли более точно предсказать будущее снижение солёности поверхности Арктики и соответствующее воздействие на морской лёд, экосистемы и планету. 

Ссылка: https://eos.org/research-spotlights/capturing-how-fast-the-arctic-ocean-is-gaining-fresh-water

 

 

 

Второй день Конгресса молодых ученых в парке науки и искусства федеральной территории "Сириус" начался раньше обычного, хотя его первые пленарные сессии, лекции, дискуссия по типу "Открытый микрофон", научные школы и мероприятия другого формата стартовали и шли параллельно на разных площадках с девяти утра.

А подтянулись многие раньше назначенного по вполне понятной причине: не терпелось обменяться мнениями после вчерашней, уже поздно вечером, очной встречи президента России Владимира Путина с группой молодых ученых, приехавших на конгресс. Не могли пройти мимо этого и корреспонденты "РГ". Из тринадцати участников прямого диалога с первым лицом мы выбрали своих героев и расспросили их о главном.

- Лично я остался доволен встречей, было приятно увидеть, насколько предметно президент интересуется наукой, - поделился руководитель лаборатории, созданной по мегагранту в Орловском государственном университете, профессор Андрей Абрамов. - Он знает основные проблемы и готов поддерживать инициативы, что идут "снизу". А это очень важно. Проект, который я представил, связан с лечением, а главное - профилактикой болезней Паркинсона, Альцгеймера, других нейрогенеративных заболеваний. Конечно, для некоторых болезней есть заместительная терапия, замедляющая симптомы, но все они неизлечимы.

Цель этого проекта, по словам профессора Абрамова, - разобраться, как возникают и протекают такие заболевания. В наши дни эту работу ведут сообща и клиницисты, и молекулярные биологи, и биофизики с электрофизиологами. Ведут, разумеется, не только в России - по всему миру. И очень важно, чтобы такого рода масштабные и социально значимые исследования не прерывались и не прекращались в тот самый год или месяц, когда истекает пятилетний срок мегагранта и контрактов, которые под него заключались. И чтобы не оставалось "безхозным" и не простаивало дорогостоящее оборудование, приобретенное для целей исследования по тому же мегагранту.

Эту озабоченность, высказанную профессором из Орла, Владимир Путин услышал, с постановкой вопроса согласился и пообещал, что решение найдут и проработают.

- Мое предложение на встрече с президентом России касается работы научно-образовательных центров, которые созданы во многих регионах, - объяснил старший научный сотрудник Института геологии и геохимии Уральского отделения Российской академии наук Андриан Селезнев. - Я высказался за то, чтобы создать при НОЦах межрегиональные общественные советы. Там можно обмениваться опытом, идеями, выявлять спрос и сводить его с предложением.

Важными темами на Конгрессе молодых ученых в "Сириусе" стали космос, наука в регионах, экология и климат

По мнению нашего собеседника, такой "коллективный разум" ускорит переход науки к технологиям, сократит путь от разработки до внедрения ее на региональном и межрегиональном уровнях. Более того - Андриан Селезнев берется доказать это конкретным проектом, который назвали "Городская грязь". С ним согласились: да, проект экологический, социальный и управленческий одновременно.

- Суть нашей работы - выявить маркеры геохимической трансформации городских ландшафтов, - поясняет Андриан Селезнев. - Сейчас проект финансируется Российским научным фондом, а работа проводится более чем в десяти регионах страны. Например, в Екатеринбурге, Челябинске, Тюмени, Ростове-на-Дону, Мурманске...

А на дискуссионных площадках федеральной территории "Сириус" звучали идеи, которые в буквально смысле зовут и ведут в будущее. Важными акцентами во второй день конгресса стали космос, наука в регионах, экология и климат.

В четверг, 10 декабря, же состоялась церемония открытия арт-объекта "Теорема Пифагора". Цель этой объемной и символической инсталляции - привлечь внимание к подготовке Международного конгресса математиков, который состоится 6-14 июля 2022 года в Санкт-Петербурге.

 

Ссылка: https://rg.ru/2021/12/09/professii-iz-budushchego-uzhe-segodnia-prizhivaiutsia-v-rossii.html

 

 

 

Оценки последствий изменения климата объединяют многочисленные опасности в общую структуру. Это требует учёта множества аспектов неопределённости. Авторы предлагают методологию прозрачной оценки этих неопределённостей в рамках "Причин для беспокойства", используя экстремальную жару в качестве примера. Они количественно различают множество аспектов неопределённости, включая будущую уязвимость и подверженность изменяющимся климатическим опасностям. Высокие риски от экстремальной жары появляются после потепления на 1,5–2°C и резко возрастают при повышении температуры на 2-3,5°C. Риски возникают раньше, если глобальные оценки основывались на их национальных пороговых значениях, что подчёркивает необходимость мер, направленных на строгое смягчение, для ограничения будущих рисков возникновения экстремальных волн тепла.

Ссылка: https://www.nature.com/articles/s41467-021-27491-2